– Эй, я кое-что нашел!

– Дай-ка угадаю, очень-очень большой желудь? – отозвался Ламмас, вновь отбрыкиваясь от вязовых листочков, которыми его за ту минуту, на которую он задумался и замер, уже снова успело замести.

Джек наконец спустился, да с полными карманами, которые действительно топорщились от самых настоящих желудей, каждый размером с детский кулачок. Несколько выскользнуло из складок ткани и упало, когда Джек приземлился перед Ламмасом на носочки, ловко, мягко, будто прежде не висел книзу головой на высоте в десять метров, а как кот спрыгнул с табуретки.

В одной его ладони, прижатой к груди и исцарапанной о ветви, что‐то копошилось, уже далеко не желудь. Джек немного разжал пальцы, чтобы Ламмас, приподнявшись, разглядел: птенец, самый настоящий, еще даже не оперившийся! Кажется, вороненок, вот только странный какой‐то. С черным, как уголек, клювиком и лишь парой мелких перышек на кончиках еще кожистых крыльев, но отнюдь не черных, а коричнево-рыжих. Птенец жался к ложбинке под шеей Джека в поисках тепла и тянул за развязанную шнуровку перепачканной рубахи, приняв ту за червяка.

– Он лежал один на ветке, гнезда нигде я не нашел. Неужели мать принесла и бросила?

– Может, гнездо другие птицы сбили… Или и вправду бросила. Посмотри, какой окрас чудной. Наверное, птенец больным родился. Просто верни его назад.

– Что, просто положить? А если он замерзнет или от голода умрет?

– Ну и пускай умирает, – отмахнулся Ламмас равнодушно, сунув в карманы руки.

– Ты что говоришь?!

– Таких мелких человеку все равно не выходить, а без матери неоперившиеся птенцы обречены.

– Но у нас ведь есть Остара!

– Он зверье подчиняет, а не растит. Это бесполезно. На твоем месте я бы вообще убил птенца сейчас, чтобы не продлевать его мучения.

Джек посмотрел на него, как на безумца, хотя кто из них двоих еще был тогда безумен… Уж не олицетворению осени, иссушающей и несущей природе гибель, оберегать и лелеять живое существо. Однако Джек, вопреки законам Колеса, всегда делал это лучше прочих.

– По-твоему, попытаться спасти кого‐то – это только продлевать мучения? – спросил он, и не успел Ламмас ему ответить, как он уже спрятал птенца себе за пазуху. – Я не согласен! Коль можно позаботиться, я позабочусь, пускай это и единственное, что я могу. Сколько бы ни было ему отмерено, никто не должен умирать без шанса выжить, тем более в одиночестве.

Ламмас пожал плечами, в два раза шире, чем у Джека, – и похлопал его по спине такой же широкой, а оттого тяжелой рукой, заставив закашляться и запищать и самого Джека, и птенца.