И все же няньки продолжали следовать за ним. А когда мальчик все-таки забыл о них и споткнулся об игрушки, они разом кинулись к нему, подняли и принялись целовать ему ручки и щечки. Элго же продолжал истошно вопить, будто только что не споткнулся, а едва ли не погиб.

Юлиан с Гусаабом молча взирали на все это, пока мудрец устало не поднялся и не ушел.

* * *

Так шло время. Текли дни, а Юлиан находился рядом с подрастающим принцем. Он наконец обрел то, что желал, – относительный покой. Почему относительный? Потому что маленький Элгориан умел испытать нервы даже самого стойкого. Он часто кричал, вопил, кидался с кулаками, чувствуя ту безнаказанность, которая ему дозволялась из-за малого возраста и королевского статуса. Однако со временем веномансер приспособился. Он ходил за мальчиком тенью, вынюхивал окружение, зорко следил за руками каждого гостя, предупреждая нападение. Один раз ему удалось выявить нанесенную на игрушечную лошадку морву – ее было совсем немного, но вполне достаточно, чтобы или сделать ребенка калекой, или убить.

Тогда же повесили одного из придворных, втайне поддерживающего претендента на престол Нор’Эгуса. Там, в бывшем Нор’Эгусе, несмотря на полную победу, все еще не утихали страсти. Уже после захвата провинций среди народа объявился мужчина, называющий себя Орлалоем Карием – одним из сыновей некогда убитого законного короля. Наурика тогда разволновалась, требуя привезти этого мужчину к себе, ибо она помнила всех своих братьев в лицо и могла подтвердить прямую принадлежность к роду Идеоранов.

Народ бунтовал, требуя посадить на трон законного правителя. Однако смута прекратилась, когда во время путешествия в Элегиар Орлалойя Кария задушили. Поговаривали, то было дело рук гильдий. Однако исполнитель оказался не так важен, как результат. Дело свершилось – и первым претендентом вновь стал крошка Элгориан. Был ли то лжепринц? Его тело привезли к королеве-матери, и она публично отвергла даже малейшую возможность, что это ее родной брат. Но затем, почти на месяц, она сделалась хмурой и молчаливой. Порой королевский долг требует больших жертв…

А время все текло.

Чем старше становился принц, тем дольше оставался в его покоях архимаг, посвятивший, как истинный учитель, всего себя воспитанию будущего правителя. Поэтому тем чаще и длиннее становились разговоры между ним и Юлианом. К удивлению обоих, они нашли друг в друге приятных собеседников. Гусааб давал то, чего Юлиан не получал ни из общения с Иллой Ралмантоном, ни из разговоров с праздными и поверхностными придворными, – глубину бесед и смирение. Сам же Юлиан рассказывал старику о том, чего тот знать не мог: бытие бессмертных, историю графини Лилле Адан, жизнь на Севере и вера в Ямеса. Укрывшись под звуковым щитом, Гусааб с интересом слушал обо всем, находя новую пищу для размышлений. А еще ему открыли историю огненного феникса.