Улыбаясь, он тут же попросил сотворить пламя. После разрешения один из придворных магов высек из пальцев искру, и Дзаба поднес перо, отчего оно вспыхнуло алым факелом посреди зала. Спустя время перо само по себе потухло, а мастриец тут же передал его королеве, перед которой выросла стены охраны.

— Попробуйте, Ваше Величество! — воскликнул мастриец. — Оно холодное. Неопалимое!

С удивлением королева коснулась пера, будто не было минуту назад никакого горящего факела. Она кивнула, пригладила его и приняла как дар.

По залу разнесся одобрительный гул. Многих придворных очаровало обаяние горячего мастрийца и его преданность делу, а потому в их глазах он значительно вырос, как тот, за кем можно идти. Однако были и такие придворные, которые не поддерживали короля, но, впрочем, после показательных повешений и не показывали этого. Для них вознесшийся Дзабанайя был проводником мастрийского влияния. Мало того что в преддверии войны их обобрали до нитки, так еще и появление этого мастрийца угрожало им. Кто знает, как распорядится король? Будет ли два великих архимага на одно королевство? Не отщипнут ли с Полей Благодати наделов?

И уж тем более сдержанному двору не нравились открытость и лесть, которые были чертой дальних южных народов, поэтому нашлись и те, кто видел в Дзабанайе Мо’Радше зарвавшегося шута.

— Что же ты, называя нас всех братьями и сестрами, — вдруг раздался голос из дали зала, — носишь под мантией кольчугу, а у сердца — кинжал?

Голос подал старший боевой маг Хоортанар. Он сидел за столом рядом с другими сподвижниками архимага и враждебно смотрел на мастрийца.

Однако Дзабанайя не растерялся.

— Мои кольчуга и кинжал не для братьев и сестер! — заверил он пламенно и откинул мантию, не стесняясь обнажить защитное облачение. — Моя кольчуга от подлого удара Нор’Эгуса, а кинжал для того, чтобы ответить после атаки и убить врага прямо в сердце! А если нападут не на меня, а на моих братьев и сестер, почтенный, — и Дзаба сверкнул глазами, — то знай, Хоортанар, мой кинжал сослужит добрую службу, встав на их защиту. Ибо велика Элейгия, неопалима! Для меня теперь что Элейгия, что Нор’Мастри — единый дом!

Пламенные речи посла, которые для эгусовца Хоортанара содержали скорее угрозу, нашли отклик в сердцах элегиарцев. Хоортанар же, понимая, что его выпад обернулся против него, растекся ответными любезностями, а затем и вовсе встал из-за стола и пропал в полутени угла. Впрочем, глаза его продолжали яростно буравить Дзабанайю, а по губам пробежала победоносная улыбка, которая скрылась от всех прочих.