Повинуясь какому-то внутреннему движению души, рыцарь, вместо того чтобы уйти, неуверенно присел на корточки рядом с графом. Не положено это было ни по уставу, ни по титулу, но Филипп промолчал. Тогда сэр Рэй зябко поежился, отстегнул от пояса серебряную флягу и жадно припал к ней губами. В глотку ему потекло теплое вино, согретое давеча у костра.

— Господин. Дело совсем дерьмо, да?

— Дерьмо, — согласился Филипп.

— Это снова с Уильямом связано?

— Да… Снова…

И, подумав, граф продолжил:

— Я стучал лбом о камень, Рэй, пока не разбил голову.

Рыцарь опять приложился к вину, чтобы прожечь простуду в горле. В последние годы он стал много болеть. Раньше спал в любую погоду на голой земле, подложив под голову одно лишь седло, — и не брала его никакая хворь. А теперь стоило вспотеть в стеганке, и сразу же прохватывала его какая-нибудь гадость. То зубы посыплются, то волосы, то лихорадит по неделе. Видать, думал сэр Рэй, скоро сам Граго за ним придет. Ну что ж, пусть тогда побегает за ним по всему Северу.

Филипп помолчал, глядя в сторону Йефасского замка, который был скрыт за далекими горбатыми холмами. Тихо кружил снег.

— Я пытался рассказать главе нашего совета, что долгими столетиями в клане зрело предательство, — наконец поделился он. — Уже не первая пропажа старейшин. Обманы. Подкупы. Клан погибает, но они этого не осознают.

— Так вас не услышали?

— Не услышали…

— Но почему?

— Я в их глазах безумец… — Помолчав, Филипп продолжил: — И они правы, хотя точно так же безумны.

— Да в вас безумия, мой господин, не больше, чем во мне молодости! — воскликнул сэр Рэй. Он вновь приложился к фляге. — В ваших годах невозможно быть таким!

— Порой даже невинные души плутают в самих себе, а что уж говорить о нас. Долгие годы даруют нам лишь опыт, но не мудрость, поэтому зачастую они становятся проводниками в темные пещеры души, где мы бродим в собственных заблуждениях. И чем длиннее и старше эти пещеры, тем больше мы теряемся в них, не видя белого света.

Филипп снова умолк. Он вспомнил добросердечный, чистый взгляд Уильяма, омраченный ненавистью во время суда.

— Мы так стары, Рэй, что очень часто перед нашими глазами стоят воспоминания молодости, которые мы переносим на новые лица. А когда кто-то так остро напоминает уже мертвых, но дорогих нам, то прошлое встает непреодолимой стеной, зима нам начинает казаться летом, а ночь — днем. Наверное, это действительно так. Наверное, они правы. Это безумие. Ведь родные уже обращены в прах, а мы еще здесь…

— И кто же кого вам напомнил? — спросил осторожно рыцарь.