— Иди отдыхай, — шепнул Филипп. — Оставь меня. И передай приказ на бивуаке, чтобы зря не беспокоили.

Кивнув, старый рыцарь тяжело поднялся, ощутив, как закоченели его ноги за время беседы. Опять будут болеть всю ночь, будто их крутит из стороны в сторону. Благо он взял с собой растирочную мазь, что приготовил ему семейный лекарь в Брасо-Дэнто.

Досадно хрустнув коленями, спиной, шеей и снегом под ногами, сэр Рэй плотнее закутался в плащ и уже затопал было назад, к рощице, за деревьями которой виднелся лагерный костер, как вдруг услышал сдавленный стон. Развернувшись, он увидел, как лицо графа перекосилось. Тот вскочил, дрожа всем телом, и затем, с трудом совладав с собой, замер. Взгляд его был обращен к Югу.

— Он не мог… Не мог разорвать связь… Почему он ее разорвал! Почему? — шептал он сдавленно.

В это же время на Юге горел факелом дворец Элегиара. В это же мгновение во тьме позади Юлиана, идущего к реке, сверкнул клинок, и отрубленные сначала голова, потом рука упали на пол. Браслет с тонким, протяжным звоном лопнул, а из руки излилась черная кровь.

Не Юлиан оборвал связь, а браслет, задача которого состояла в том, чтобы за несколько лет вобрать в себя дар других старейшин, связанных узами родства. Именно с помощью этого родства, созданного после обмена кровавыми клятвами в 1213 году, Летэ следил за теми членами совета, в которых дар уже укоренился.

— Что?.. Мой лорд, что случилось? — не понимал сэр Рэй.

Он наблюдал, как на лице графа сменяли друг друга растерянность и страх. Однако Филипп молчал. Он замер и словно чувствовал, что сейчас последует удар еще сильнее. А спустя пару минут тело его вдруг изогнулось в жуткой вспышке боли, и он рухнул наземь как подкошенный. Перед его глазами встал образ умирающего страшной смертью Ярвена Хиамского, который не вовремя оказался рядом со своим опекаемым, когда к тому явился Гаар. И это была не просто передача дара, а смерть, самая настоящая. Снова вспышка боли, уже слабее, и уже Генри исчез из сознания всех, как исчез до этого и Юлиан.

Пока старый рыцарь кинулся к мечущемуся в агонии графу, волна эта прокатилась по всему Северу, вплоть до самых глухих мест, куда не ступала нога человека. И уже после этого вдруг встал перед глазами всех незыблемый ранее образ Мариэльд, который растворился так же, как растворились Генри и Юлиан.

Летэ фон де Форанцисс зарыдал с рычанием больного, старого зверя, опрокинул рабочий стол, за которым сидел, и рухнул наземь.

Пайтрис фон де Форанцисс вскрикнула и очнулась от долгого сна со слезами горя на глазах.