— Некогда я был женат. Адерина подарила мне сына, которого я назвал в честь своего родного отца Теодда. Всякий рад увидеть, что сын превосходит его. Так и моя душа радовалась, когда я видел, что мой сын умнее, сильнее, достойнее меня. Я рос хилым, закостенелым, и с детства все видели во мне неумение обаять, крайнюю степень упрямства и несообразительности. Мой Теодд, наоборот, всегда поражал живостью, что досталась ему от матери, сообразительностью и умением очаровать как друга, так и врага. Ему все давалось играючи: и управление, и военные обязанности, и беседы. И достоинств у него было даже больше положенного, не в пример мне. Все вокруг понимали: не будет лучшего графа Тастемара, чем мой Теодд, ни в какую эпоху. Мы обговорили со старым графом, которому не терпелось упокоиться с миром, что я возьму его дар и дождусь оговоренного срока, пока мой сын не вырастит собственных детей и не достигнет хотя бы восьмидесяти лет. Так у нас заведено. Дар должен перенять зрелый муж, чтобы не терзаться телесными порывами похоти, так как дар запоминает и запечатывает страсти. Право же, я был бы горд, стань он моим преемником…

Филипп умолк. Тяжело ему давалась эта речь, но граф и старый капитан чувствовали, что порой любому: и рыбаку, и воину, и властителю — нужно сказать то, что давно зрело в душе. Он смахнул снег с волос и снова заговорил:

— В 1742 году мне исполнилось сто лет. По меркам вампиров это почтенный возраст, однако многие еще сохраняют к тем годам живость и силу. Мое же тело уже стало болеть и сгибаться к полу, потому что я с рождения был чахлым. В те годы я уже опирался на трость. Однако старик Ройс все равно упрямо дожидался моего столетия, будучи старомодным. Умерев, он оставил мне графство, которое я должен был в будущем передать моему сыну Теодду, как мы и оговорили в составленном нами завещании. Дар вдохнул в меня все то, чего я был лишен.

А в 1750 году по осени мы отправились с Адериной, сыном и его молодой женой, которая к тому моменту разродилась двумя близнецами, в Йефасу. Я был свидетелем разговора моего отца Ройса и отца Мелинайя, а потому меня вызвали на суд по поводу денежных разногласий.

Я решил взять их всех, чтобы показать Теодду, кем он станет и с кем будет в дальнейшем связана его жизнь. Была осень, сезон дождей. Мы ехали по Западному тракту. Он тогда пролегал сильно в стороне, по-над горами, потому что до постройки хорошей дороги равнины сильно заболачивало и они становились непроходимы, в то время как у Астернотовских гор было сухо. Я к тому времени еще страдал от дара Тастемара — слишком острого слуха. Пока ты не научишься это контролировать, можно спутать сердцебиение человека с грохотом горной реки, а грохот горной реки — с сердцебиением, потому что тело пытается сдавить этот шум, уменьшить, дабы не сойти с ума. Так и тогда я не придал ему значения, думая, что мне кажется.