Последним вошел Маур, закрывая за собой дверь и задвигая засов. Они втроем – стражники в городской синей форме – стояли перед ее табуретом, и Гаррет не мог отбросить воспоминания, как те же трое стояли на ее кухне, выпрашивая сласти или хлеба с фруктами, когда они были маленькими, а ее волосы еще не тронула седина.

Канниш, сложив руки, кивнул на Гаррета с Мауром:

– Повторите им то, что рассказали мне. О девушке.

Сэррия вздохнула и покачала головой. Гаррет успел задаться вопросом, какие подробности его встреч с Элейной сейчас вытащат на свет, прежде чем Сэррия заговорила.

– Инлисской девушке? В ней не было ничего особенного. Проста, как бумага. Все пыталась скрыть это дело, только совсем неумело.

– Что скрыть? – спросил Гаррет.

– Свой живот, – молвила Сэррия голосом, не содержащим ничего, кроме презрения. – Он еще не выпячивался, но я-то знаю, как держится девка, когда в ней бьется не одно ее сердце. И это после того, как вы так обошлись с барышней Ирит! Сгодится по-быстрому потискаться в переулке, но слишком низкого звания для брачного ложа?

Гаррет раскинул руки, готовый заявить о своей невиновности, но Канниш встал между ними.

– Вы сказали, что инлиска пришла к вам в дом в поисках Гаррета.

– Да. Я посоветовала ей заглянуть сюда. Он выбрал сам что хотел, и его неурядицы больше не наши. Отныне и впредь. Я отправила ее в казарму.

Канниш и Маур разом вскинули брови. В груди Гаррета разгоралась паника.

– Этого не… Я никогда…

– Когда это произошло? – спросил Канниш.

– Я вам уже говорила.

– Расскажите снова, когда это было.

– В середине зимы. Вскоре после прибытия каравана. Я не отметила дату. Не было причин.

– Как ее звали? – спросил Гаррет.

Сэррия выкашляла смешок.

– Я не спрашивала, и мне все равно. Сколько таких еще к нам придет? Она была молоденькая, если это сузит вам поиск.

– Как она назвала его, когда спрашивала? – продолжал Канниш.