– Ты тоже, – сказала она. – Обзавелся бы свечками. Или лампой.

– Думал о том же, – сказал он. А следом: – У тебя там все хорошо?

– А мы такие темы обсуждаем? Разве это не против правил?

– Не против, – сказал он. – Я не желаю знать, как обстоят дела у княгини нашего города. Я спрашиваю про тебя. Видишь разницу?

– Да, разница есть.

– Вечером ты была на отцовских похоронах. Такое кого хочешь подкосит.

Она довольно долго молчала. Его левая рука прошуршала по нежному бедру, и девушка перевернулась, прижимаясь теснее.

– Мне грустно. Еще я злюсь, но это сложный вопрос. Есть вещи, о которых не стану тебе рассказывать. Знаю, это нечестно, но…

– Такова установка, – сказал он. – Это я хорошо понимаю. Все мое детство строилось вокруг установки что можно, а чего нельзя. Но и у установок есть пределы.

– Есть ли? Как же оно работает?

Она поерзала на нем, слегка ущипнула, и он хихикнул.

– Так оно не работает. Если хочешь, чтобы я мыслил связно.

– Хорошо. Проявим сдержанность.

– Что нужно для дела, то относится к делу, а ты управляешь сейчас целым городом. Это меня не волнует. Тут я в стороне. Но как живется тебе? Вот это волнует очень. Если тебе страшно, мне будет страшно вместе с тобой. Если ты устала, я помогу тебе отдохнуть. Ты сама куда больше, чем роли, которые вынуждена играть.

– Очень заманчивая мысль.

– Так оно и есть.

Она взяла его здоровую руку, направляя ее куда нужно. Глаза отчетливо светились в почти кромешном мраке.

– Да? – спросила она.

– Да, – откликнулся он. – Но сначала еще одно. Какой бы ни был ответ, меня он устроит, но спросить я обязан.

– Прямо сейчас?