Мерьям поднялась, поджала губы.

– Не делай такой несчастный вид, – она указала на себя, будто поражаясь, что с ней стало. – Если б я могла влезть в шкуру молодой красотки вроде твоей Белой Волчицы, я бы это сделала.

– Не сделала бы.

Настойка обожгла желудок. Рамад лег, устраиваясь на кушетке поудобнее.

– Ты слишком себя загоняешь, Мерьям.

– Возможно, но желание стать здоровой мне не чуждо.

– И кто виноват в твоем нездоровье?

– Масид, – отрезала она холодно, вновь став Мерьям, появившейся после смерти Ясмин и Реханн.

– Я готов, – сказал он.

– Прекрасно.

Она до крови прокусила губу и склонилась к нему. Рамад почувствовал, как ее язык проникает в рот…

Мерьям отстранилась, но осталось ее тепло, вкус крови. Аромат женщины, о которой нужно прекратить думать так часто.

Раньше она просто укалывала палец и давала слизнуть кровь. Он не знал, откуда это внезапное желание близости, но ощущение, что Мерьям везде, прокатилось сквозь него как жаркая песчаная буря.

Сквозь паутину связей, протянувшуюся через него, Мерьям осторожно коснулась Тарика. Тот ничего не почувствовал, как марионетка, не подозревающая, что кто-то дергает ее за ниточки. Связь должна была продержаться еще несколько дней, но понемногу угасала. Еще чуть-чуть – и придется давить, но тогда Тарик их заметит.

Рамад почувствовал, как меняется, становится более гибким. Тарик еще не проснулся, но сила юности, которую Рамад уже позабыл, так и кипела в нем.

Тарик перекатился на бок и поцеловал спящую рядом женщину невероятной красоты, дочь ювелира. Кудрявые волосы, блестящие глаза. Она окинула его сонным взглядом, обеспокоенно надула губы.

– Все голова болит?

Тарик кивнул.

– Ничего, пройдет.

– Тебе нужно повидать папину аптекаршу, она чудеса творит.