Из сумрачных комнат на него смотрели десятки тревожных, злых глаз. Некоторые обитатели дома явно не отошли еще от черного лотоса и сидели, опустив веки, будто не могли больше смотреть на этот мир.

Девчонка довела его до лестницы, кое-где чиненной свежими досками, и проводила на пятый этаж, который когда-то дочерна обгорел в пожаре, едва не уничтожившем весь квартал, и теперь солнце смотрело вниз сквозь дыры в крыше, а штукатурка коридора пошла серыми пятнами.

Вонь горелого дерева мешалась с запахом плесени, и Рамад вдруг почувствовал дисгармонию между Мерьям и Тариком. До этого он едва замечал Мерьям, но когда девчонка постучала в дверь, Тарик ощутил привычное ему беспокойство, Мерьям же… Она испугалась. Так сильно, что Рамад почувствовал, как его разрывает, словно листок папируса, между двумя чувствами.

Дверь бесшумно отворилась, и на пороге появилась девушка лет восемнадцати – знакомая Тарику Джакс.

– Бален сказал отвести этого наверх, – сказала девчонка. Джакс кивнула и, развернув ее за плечи, подтолкнула обратно.

– Входи, – пригласила она Тарика с кундунским акцентом.

Тарик послушался и вошел. Комната с его прошлого прихода не изменилась: та же обстановка, несколько столов, сундук, роскошная кровать. Те же безделушки вокруг, подарки избавленных от черного лотоса: тряпичная кукла, полусгнившая книга в кожаной обложке.

На кровати, глядя из-под прикрытых век на изящные резные балки потолка, лежал мужчина. В воздухе повис удушливый запах черного лотоса.

Через этот ритуал редко передавались воспоминания, но Рамад ощутил, как на Тарика они накатили с такой силой, что комната моментально сменилась видом какого-то притона и кальяна, пахнущего лотосовым дымом. Эйфория, накрывшая Тарика от одной затяжки, пробудила в Рамаде воспоминания о собственных заигрываниях с наркотиком.

Мгновение – и воспоминание испарилось. Джакс с сомнением глянула на Тарика.

– Брама велел оставить тебя с ним, но ему нехорошо, так что не задерживайся.

Дождавшись его кивка, она ушла.

У кровати стоял столик медового цвета – настоящее произведение искусства, творение лучших маласанских резчиков. И ножки, и ящики, и столешница были украшены замысловатыми узорами, но хозяин не слишком-то о нем заботился: чернильница повалилась, залив резьбу чернилами, рядом валялась трубка слоновой кости, глиняная миска, полная пепла, и коробочка черной, похожей на деготь пасты – на такую какому-нибудь работяге, пристрастившемуся к лотосу, пришлось бы работать лет пять.

Тарик подошел ближе. Боги, как же он ненавидел сюда приходить! Когда-то они с Брамой вместе носились по улицам, но тот Брама давно умер, осталось… это.