Он не спеша вытер запачканный в черной крови кинжал о ее платье – дважды, трижды, мимоходом задев ее шею. Капли крови потекли в ямочку над ее ключицей. Острием кинжала Кагиль указал на труп.

– Месут хочет, чтобы я поверил, будто это существо заставило тебя напасть на мою дочь. Юсам хочет, чтобы со всеми жалобами на его Дев я шел к нему. Но знай, Чедамин Айянеш’ала, если ты еще раз тронешь мою дочь, никто тебя не спасет. Я притащу тебя в свой дворец и покажу настоящую агонию, прежде чем швырнуть твое тело адишарам.

Он откинул Чеду так, что она упала, и направился к открытым воротам. Чеда осталась одна, над трупом Хаввы.

Заскрипели петли, с грохотом захлопнулись ворота.

«Существо», – сказал он. Не «герои», как говорили, осторожничая, другие Короли. Одним словом он выдал правду – Король, получающий удовольствие от чужих страданий.

Однажды ты пожнешь то, что посеял, мысленно сказала Чеда в сторону ворот и обернулась. Месут уже взошел на пирс, Вердаэн все так же ожидала его. Они быстро о чем-то поговорили и, сев в арбу, уехали.

Наблюдая за ними, Чеда решила, что завтра обязательно отправится в Ишмантеп и вместе со своими сестрами увидит, что творится в караван-сарае. Она наконец даст Эмре ответ на вопрос.

«Которого ты хочешь убить?» – спросил он вчера. Теперь она знала.

Пусть ее жизнь катится в тартарары как камень, попавший в лавину, и лишь боги знают, где она окажется, когда рассеется пыль, одно Чеда могла сказать точно: она заберет браслет Короля-Шакала, и души мертвых смогут наконец воззвать к справедливости.

Гавань вновь ожила: застучали молотки, загрохотали телеги. Чеда подняла неожиданно легкое тело Хаввы и пошла в сторону доков.

Эта женщина заслужила, чтобы ее похоронили по-человечески.

Глава 42

Глава 42

Дауд стоял на корме «Пылающего песка», кеча, несшего их с Анилой на запад, в Шарахай. Дюны волновались вокруг, ветер бросал песок в лицо. Дауд капнул немного воды из меха на тюрбан, стараясь особо не тратить дневной рацион, и отер шею, мрачно глядя на солнце. За привычку вот так пялиться команда прозвала его Зимородком, намекая на то, что эти птицы так же запрокидывают голову, глотая рыбу.

Кораблю имя тоже подходило: они плыли уже недели две, и не по прямой, насколько Дауд мог судить, но так и не могли войти в зиму. Дни становились все жарче, он и припомнить не мог такой жары. В конце концов, люди из Аль’афа Хадар сжалились над пленниками, вынужденными томиться в трюме, как заячье рагу в горшке, и выпустили их на палубу, нарушив приказ.

С передней палубы раздался смех – это Анила болтала с рыжим здоровяком Тайяром, который тогда, в саду, ударил Дауда в живот. Позже он и вовсе пригрозил отрезать Дауду палец, если еще раз попросит выпустить их из раскаленного трюма, да к тому же посмеялся над переживаниями Анилы о приличиях: «Будешь жрать то, что мы едим в пустыне, и срать, как мы, в пустыне».