Каждой из Дев велели с головы до ног намазаться особой мазью: она мерзко пахла козьим жиром, медью и яйцами, но алхимики Хусамеддина убеждали, что она защитит от кислоты, если рядом взорвется кадавр. Хватило мази только на них и на командиров стражи – асиримы и Короли пошли в бой без защиты.

– На всех не хватит, – объяснила Сумейя, когда Мелис спросила об этом. – К тому же кто согласится отдать свою мазь асиримам? Ты, Мелис? Или ты, Хасенн?

– Даже захоти я до них дотронуться, – ответила широкоплечая Хасенн, – они мне не позволят.

– Вот именно, так что не умничайте. Это не значит, что нам можно терять асиримов, но они захотят отомстить за своих, поэтому будут рваться в бой. Прислушивайтесь: если кадавры кричат, значит, скоро взорвутся. Если нет угрозы другим бойцам – отводите асиримов, если угроза есть – посылайте вперед, чтобы приняли удар на себя.

Колючий песок, гонимый ветром, маревом висел над пустыней, на востоке вслед за Тулатан восстала из своей далекой гробницы Рия: богини вновь возродились и вошли в силу. Священные ночи, когда обе луны одновременно входили в зенит, были редкостью. Все знали: сегодня прольется кровь, сегодня пустыню огласят крики боли и сотни душ отправятся в Далекие поля.

Воздух вибрировал от напряжения, словно сами боги смотрели с небес, пытаясь угадать, как изменится Шарахай после этой ночи, какую судьбу изберет.

Хусамеддин приподнялся в стременах и вскинул правую руку. Войско остановилось. Каждая из Дев положила под язык лепесток, кроме Чеды – она уже съела три и, несмотря на боль, чувствовала, что, если проглотит еще один, ее разорвет, как хамзакиировского кадавра.

Асиримы, призванные Месутом, выбежали на дюны и остановились перед Девами, ожидая, пока каждая не выберет двоих. Керим выделялся среди них будто костер среди свеч.

«Идем со мной, прошу», – взмолилась Чеда.

Его уже позвала другая Дева, но Чеда надавила, и Керим пришел к ней. Следующей она выбрала асира, стоявшую рядом с ним.

«Как тебя зовут?» – спросила она, ожидая услышать гордый ответ, но почувствовала лишь чужую горечь и ненависть, которая с каждым мгновением становилась все сильнее.

«Оставь ее! – вмешался Керим. – Ей пришлось хуже, чем остальным».

Чеда перестала допытываться. Ей нужен был асир, который готов подчиняться, а в этой горела четырехсотлетняя жажда крови. Сегодня этого было более чем достаточно.

Наконец асиримы заняли места у стремян. Чеда видела битвы, но никогда еще не была на войне – она чувствовала то же самое напряжение, что ощущала каждый раз перед тем, как скрестить с кем-то клинки, но сейчас в воздухе витало нечто более всепоглощающее, тяжелое, охватывающее всех Дев, всех солдат, даже Хусамеддина. Все были мрачны, все держались гордо, но едва сдерживали тревогу и возбуждение. Кто не знал, что случилось в Ишмантепе!