Она омыла руки в крови кожевенника и начертала на его лбу знак, который лишь несколько раз встречался Рамаду – в древних книгах библиотеки Альмадана. Не обращая внимания на резкий железный запах, она нарисовала магический символ на лбу Рамада, перешла к Дана'илу, к матросам, не обращая внимания, на ком рисует. Символы были похожи, но каждый немного отличался.

– Гулдратан! – вновь воззвала она, повернувшись к солнцу и темным скалам. – Приди! Приди на мой зов!

Ее слова терялись в бесконечной Шангази, но в них была сила, сила темного неба, гудящего ветра и черного камня.

– И в третий раз я зову тебя, Гулдратан! Приди! Приди по зову своей рабыни!

Рамад заметил движение в тенях. Что-то надвигалось из пустыни, в сумерках он никак не мог разобрать, что это было… но хорошо слышал его, чувствовал всем телом. Ритмичный шаг. Тошнотворный скрежет когтей по камню. И булькающий рык. Рык древнего зверя, вдвое превосходящего Рамада ростом.

Тьма пустыни тянулась за чудовищем, тени сгущались вокруг него, словно плащ, и из теней на Рамада не мигая смотрели два желтых глаза.

Эрек. Зверь, сотворенный Гожэном, богом падших созданий и черных мыслей.

Эреки были переменчивыми, капризными и мстительными. Тех, кто пытался подчинить их, ждал ужасный конец. Кровь на лбу вдруг показалась Рамаду нечистой, ему захотелось немедленно стереть ее с себя, со своих людей.

Он не был противником магии крови – разве не естественно использовать то, что дали людям первые боги? Эоны назад они, прежде чем покинуть этот мир, вдохнули жизнь в первых людей и влили в них собственную кровь – бесценный дар, которого даже младшие боги не удостоились.

Но Мерьям тратила этот дар на тварь, созданную Гожэном. Он сделал эреков, подражая древним богам, создавшим людей, и теперь жуткие чудовища бродили по миру, жаждая настоящей жизни, вмешивались в человеческие дела, алкая крови.

Союз с такой тварью ничего хорошего принести не мог. Вот почему Мерьям до последнего не рассказывала, что собирается что Рамад запретит. А он, ослепленный желанием поскорее закончить с царским приказом и насадить голову Масида на копье, доверился ей!

Эбеновая кожа эрека блестела в свете луны. Выше пояса он выглядел как мускулистый мужчина, но нижняя часть, покрытая мехом, напоминала буйволиную тушу. Раздвоенный остроконечный хвост хлестал по камням, из головы черной короной росли шипы, наследие Гожэна. Он брел, пригнувшись, раскинув когтистые руки, будто охотился. Вот он склонился над Мерьям… Рамад чуть не выхватил меч, готовый защищать ее, но тут же отругал себя за дурацкую мысль. Даже приведи он вдесятеро больше людей, оружие от эрека не спасет. Это Мерьям – их щит и меч.