Да, я любила Кадуана. Осознание пришло только сейчас. Я поняла, что люблю его: я сделала бы что угодно, лишь бы он всегда был со мной.
– Он умирает, – выдавила я.
Меджка закрыл рот, его взгляд стал тяжелым.
– Да. Он умирает.
– Ты знал?
Мысленно я умоляла его ответить отрицательно.
– Понял только сейчас. Я и раньше подозревал: что-то не так, – но уверен не был.
Слова застряли в горле, они оказались бессильны выразить мои чувства. Я начала поворачиваться к стене, но Меджка схватил меня за плечо и остановил:
– Эф, он в отчаянии. Он готов штурмовать Ару, чего бы это ни стоило. Ему кажется, что у нас нет времени на взвешенный ответ, на что-то меньшее, чем рискнуть всем. Я не могу описать, как… Внешне он абсолютно спокоен. Но именно его спокойствие меня тревожит. Он ломается изнутри. Пожалуйста, вернись со мной. Помоги мне все исправить.
Боль пронизывала тело и душу. Боль причиняли мысли о том, что я снова увижу лицо Кадуана. Боль причиняли страдания Меджки, разворачивающиеся прямо у меня на глазах.
Никто не говорил, что забота о других причиняет огромную боль.
«Меджка, я не могу помочь тебе. Хочу, но не могу. Я недостаточно сильна, чтобы помочь тебе».
У меня не хватило сил даже произнести слова вслух. Поэтому я просто продолжала молчать.
Меджка резко поднялся, его печаль сменилась гневом.
– Думаешь, мне не хочется поступить так же? – рявкнул он. – Спрятаться где-нибудь, где меня никто не найдет? Отсечь все, что могло бы причинить мне боль? Мне до сих пор каждую ночь снится лаборатория людей. Я до сих пор скорблю по отцу. Да, я проливаю слезы по этому предателю! Даже сейчас я грущу. – Его губы скривились в усмешке. – И я бы все отдал, чтобы избавиться от страданий. Но я не могу. Я знаю, потому что пытался. Пытался утопить горе в вине, забыть его в теплых объятиях и задушить жаждой мести. Но оно не отступает. Только сейчас я окончательно осознал, что так будет всегда. И наш король… впервые в жизни… я боюсь его. Боюсь того, на что он способен, чтобы убить свой страх, и того, что умрет вместе со страхом.
Я прекрасно понимала, о чем он говорит, и тем не менее продолжала молчать.
Голос Меджки стал суровым от гнева и хриплым от отчаяния:
– Если не ради него, то ради меня. Мы ведь друзья, правда? Два самых сломленных создания во дворце Эла-Дара? Я прошу тебя не как приближенную Кадуана, не как его возлюбленную, а как друга. Вернись со мной. Пожалуйста.
«Иди с ним. Он твой друг. Ты же переживаешь за него. Ты нужна ему. Стань тем, в ком он нуждается».
Но я не могла заставить свой голос подчиниться. Не могла заставить тело двигаться. Тяжесть безнадежности и горя придавили меня свинцом.