После ухода Ии я поделился своими соображениями с Тисааной.
– Сейчас для нас занять эту должность важнее, чем когда-либо, – ответила она. – Твой народ отчаянно нуждается в ком-то, в кого можно поверить.
– Мне дурно от одной только мысли, что этим кем-то могу стать я.
– Макс, не хочу показаться жестокой, но, вероятно, твои чувства по этому поводу не имеют значения.
Хотелось поспорить, но Тисаана одарила меня невозмутимым взглядом, парируя непроизнесенный ответ.
«Я сбежала из рабства, убила своего хозяина, заставила чужую страну воспринимать меня всерьез, лишилась свободной воли, возглавила переворот, свергла империю, а затем последовала за тобой в твою дурацкую разрушенную страну, чтобы поддержать в трудную минуту! А ты жалуешься, что тебе „дурно“ от мыслей о предстоящем?» – вот что говорил этот взгляд.
Поэтому я проглотил свои протесты и вместо них заявил:
– Не смотри на меня так.
– Как?
– Таким взглядом.
– Хочешь узнать секрет? – Уголок ее рта приподнялся в улыбке.
– Какой?
– Хотела бы я, чтобы весь мир относился к себе так же строго, как ты.
* * *
С годами Совет растерял свою власть. Сейчас это была лишь горстка стареющих повелителей магии. Меня позвали во дворец в силу очевидной недоступности Башен. Я не посещал королевскую обитель с тех пор, как там обитал Зерит, то есть с тех пор, когда мы, по сути, убили его там. А теперь придется свергнуть еще одного политика. Странно.
Эта часть города не пострадала от взрыва Башен, но на улицах все равно царил хаос. Там кишели беженцы и спасенные из-под развалин, повсюду стояли возведенные на скорую руку пункты, где принимали целители, без дела слонялись солдаты, готовые прийти на помощь, но не знающие, с чего начать. Внутри дворца, напротив, стояла устрашающая тишина.
Мы собрались в тронном зале, сразу за балконом, с которого открывался вид на город. Когда я посмотрел на пятерых человек в мантиях с алыми поясами, расположившихся передо мной, показалось смехотворным, что горстка людей собирается решать судьбу целой страны – и что судьба страны может зависеть от меня. Я был покрыт кровью и грязью. Глупым подростком-идеалистом я мечтал, что получу этот титул в роскошных безупречных одеждах, а не в окровавленных лохмотьях. Но почему-то сегодняшняя обстановка казалась гораздо более уместной.
Я уселся в кресло перед пятью членами Совета. Тисаана наблюдала за происходящим из дверного проема, держась в стороне. Если говорить о моих интересах, я предпочел бы видеть ее в зале, даже в качестве молчаливого наблюдателя: не ожидал, что буду так нервничать.