– Наверное, я дурак, что говорю это, – продолжал он. – Но я верю, что мы можем стать лучше, чем были. Я верю, что мы можем пережить это – и пережить с наименьшими потерями, оставив себе и своим детям лучшую версию самих себя. Именно за это мы сейчас боремся. Ради лучшего, неидеального рассвета после долгой, неидеальной ночи. Я хочу встретить этот рассвет с вами. Увидимся там.

Возможно, в другой жизни можно было бы ожидать, что его речь встретят бурными аплодисментами. Но на площади царила абсолютная тишина.

Тянулись секунды, и неуверенность все сильнее сжимала мне грудь.

Но тут в толпе внизу что-то вспыхнуло. Заходящее солнце отразилось от блестящего металла, настолько яркого, что я не сразу разглядела источник блеска. Группа молодых солдат, собравшихся впереди толпы, подняла мечи над головой.

Даже с такого расстояния я могла бы поклясться, что Моф ухмыльнулся, когда я встретилась с ним взглядом.

Остальные последовали примеру, и внизу замерцала волна света: каждый вскидывал свое оружие – меч, топор, кинжал. Люди поднимали метлы и мотыги, шарфы и шляпы. Кто-то махал очками. А те, у кого ничего в руках не было, просто задирали к небу сжатые кулаки.

Никто не аплодировал, никто не кричал. Но никакие аплодисменты не могли сравниться с нарастающей волной молчаливой, скорбной солидарности.

Я встретилась глазами с Максом и вскинула Иль Сахай – с его лезвия срывались алые бабочки и поднимались к горизонту.

Движение Макса было последним. Сглотнув, он обвел взглядом толпу и поднял посох. Языки пламени по его длине сливались с алым закатным небом, яркие и верные, как обещание.

Глава 99

Глава 99

ЭФ

Я не знала, сколько времени провела там, на останках своей прежней жизни. Солнечные лучи рисовали на стенах узор столько раз, что я сбилась со счета. В конце концов я услышала шаги. Отметив их приближение, я не двинулась, просто прислушалась. Шаги звучали даже легче, чем у Меджки, как будто принадлежали кому-то, кого всю жизнь учили оставлять в мире как можно меньше следов. Они все приближались, пока не остановились за моей спиной, и я почувствовала, как кто-то сел на край кровати. Затем последовало нежное прикосновение к плечу.

«Оршейд, – подумала я. – Значит, это сон».

– Бедняжка.

Я повернулась: сверху вниз на меня смотрело прекрасное лицо матери. Ее появления я не ожидала, и его оказалось достаточно, чтобы вырвать меня из туманной полудремы.

– Ты ненастоящая! – выпалила я.

Мать грустно улыбнулась:

– Настоящая.

Она сильно изменилась: по-прежнему красивая, но заметно постаревшая. В волосах седые пряди, в уголках глаз тонкие морщинки. А сами глаза… они больше не глядели сквозь меня, словно всматриваясь в сказочный мир за тысячу миль отсюда. Они стали намного яснее, проницательнее, и теперь их наполняла печаль.