Моя мольба прозвучала так убедительно. Наверное, это делало меня настоящей лицемеркой, хотя мысленно я не раз упрекала в лицемерии Зрящую мать.

Глаза Атриуса жгли мне спину, словно два полуденных солнца. Я глушила в себе эти ощущения, запретив себе думать о нем.

Зрящая мать долго смотрела на меня. В ее сущности я заметила то, чего раньше не было, – неуверенность. Внутреннее противоречие. До этого мне и в голову не приходило, что Зрящая мать может в чем-то сомневаться. Я всегда думала: раз она достигла высокого уровня веры и обрела большую силу, Аседжа собственноручно освободила ее от всех сомнений. К чему служительнице неведомого испытывать сомнения? Зачем сомневаться в правильности решений?

Забавно, что ясность наступает в самые ужасные мгновения. До этого меня не посещало осознание, почему из всех богов Белого пантеона я выбрала именно Аседжу.

Она была единственной, кто обещал утешение в неведомом.

Но даже это являлось ложью, ибо сейчас я убедилась: Зрящей матери присуща такая же неуверенность, как и любому смертному.

Она наклонилась ко мне, почти касаясь лбом моего лба.

– Ладно. Ты заработала второй шанс, – сказала она, превращая каждое слово в увесистый дар.

Меня захлестнуло волной облегчения. Я судорожно вздохнула и улыбнулась:

– Благодарю…

Когда я почувствовала усыпляющее действие ее магии, было слишком поздно. Пол дрогнул и стал подниматься.

Последним моим ощущением был вовсе не ее любящий взгляд, хотя я с благодарностью приняла бы его.

Нет, то был взгляд Атриуса: холодный, немигающий, кровоточащий моим предательством.

44

44

Мне снился Наро. Я видела себя девятилетней, брату было тринадцать. Мы находились за пределами Васая и сидели на камне, еще хранящем солнечное тепло. Близился вечер. Я держала щербатую кружку, наполненную ананасовым соком. Сок Наро украл для меня по пути сюда. Наша жизнь была тяжелой и печальной, но в такие моменты мы испытывали редкое чувство счастья.

Наро в лицах представлял историю кражи сока, добавляя несуществующие подробности. Его тощие руки безостановочно двигались в такт рассказу, а веснушчатое лицо морщилось. Я хихикала. Брат изображал лавочника, пытавшегося нас догнать. Под конец он стал изображать неуклюжий бег того грузного дядьки. Я покатывалась со смеху.

– Осторожно!

Наро ловко забрал у меня кружку с соком, иначе содержимое выплеснулось бы на камень.

– Ви, нас могли поколотить за это, а ты чуть не пролила сок.