Сейчас в груди теплым комком свернулась радость: громко урчала, вибрировала, щекотала длиннющими жесткими усами, и Асин не могла стоять спокойно. Она то перетаптывалась на месте в нетерпении, то пританцовывала, покачиваясь на непослушных ногах. На улицу она почти вылетела, перепрыгнув через порожек. Казалось, сегодня – тот самый день. Его она ждала с момента прощания. Вальдекриз же обещал вернуться, вспомнила она, двумя пальцами ловя затерявшийся в волосах хвостик ленты.

– Какая ты шустрая, – усмехнулся Атто, приподнимая на локте вцепившуюся в его руку Мирру.

– Ты опять пахнешь дымными палочками, – возмутилась та, оттолкнула его и сморщила нос, щедро усыпанный веснушками.

– Говоришь так, будто сама курить не пробовала, – ответил Атто, и Асин, стянув ленту, вопросительно уставилась на него. – А что, она вечно все в рот тянет. Вот и самокрутку мою. «Хочу, – говорит, – как ты. Ртом дымить». Хвать – и затянулась. Из ушей аж пар повалил. Я думал, закашляется, в горло свое вцепится. А она знай себе пыхтит. Не девочка – печка.

– Печка, – с ноткой гордости ответила Мирра. И будто бы вмиг позабыла о своем возмущении. Сложив губы трубочкой, она принялась делать вид, что выпускает длинную сизую змейку дыма.

– Балда мелкая, – заворчал Атто, не давая Мирре даже вдоволь наиграться. – Все нутро свое испоганишь. Потом жаловаться будешь.

– Хочу как ты, – решительно заявила Мирра, скорее из чистого детского упрямства.

– Самое поганое, что ты можешь сделать в жизни, – это быть как я.

– Па-ап, – позвала Асин, поднявшись на носки.

– Да, птен? – раздался голос отца – и вдруг стукнуло, треснуло, хрустнуло. Вспомнил, должно быть, про забытые полешки. Услышав шум, взлетевший до самых небес и распугавший всех птах на ветвях яблонь, Асин вздрогнула.

А ведь папа знал, когда прибывает и отбывает каждый корабль. Так почему же утаил новость? Неужели не хотел, чтобы Асин, бросив все дела, сбежала на Рынок? А может, думал о чем похуже. Уже раз потерявший любимого человека, папа частенько раньше, когда она была маленькой, говорил, как сильно боится потерять еще и ее. Но его слова будто смывала высокая хищная волна, затапливая при этом сознание Асин.

– Почему ты не сказал, что сегодня прибывает Совет? – вопреки желанию сдержаться, коротко попрощаться и уйти, спросила она надломившимся голосом.

– Ты бы все равно узнала, птен, – ответил папа, но ласковое обращение утонуло в очередном треске расколовшегося надвое поленца. – Днем народ соберется на Рынке – и мы непременно пойдем туда, как и всегда. Не сразу, а когда толпа чуть поредеет и в ней можно будет дышать, – засмеялся он, но смех его звучал фальшиво.