В затылке неприятно зудело. Асин, нахмурившись, прошлась по нему ногтями, но ощущение только усилилось. Оно проникало все глубже и сжимало невидимыми руками то сердце, то легкие, то желудок. Асин волновалась – она обещала скоро вернуться, но, вместо того чтобы побежать домой, лежала на полу Бесконечной Башни, читая записи, которых оставалось еще порядком.
– Мне правда пора, – сказала она, боясь, вдруг Рыжая как-то сотрет аномалию-дверь.
Но та, не желая слушать, зашуршала страницами – оставила позади появление Рынка и первые летающие суда, приют при церкви и изобретение крыльев, позволявшее людям исследовать соседние острова. Рыжая лишь чудом не рвала листы. Асин успевала замечать сочетания слов и предложения, но они исчезали так же быстро, как и появлялись.
– Я обидела тебя? – спросила она, устав от шуршания страниц. – Прости. Но не будь… – Звук будто стал громче, и Асин повысила голос. В очередной раз за этот короткий день. – Хватит! – Она пыталась докричаться до Рыжей. – Я не знаю, чего ты от меня хочешь! Я не Жрец Отца-солнце, я не могу услышать тебя. Но ты будто считаешь, что я должна понимать тебя и так. А я не понимаю. Я живу в обычном доме, который не умеет говорить. А еще он ничем в меня не кидает.
Но Рыжая продолжала листать.
– Что я должна здесь увидеть? – Не выдержав, Асин стукнула кулаком по полу. – Что?
Внезапно все замерло. Скрип и шуршание стихли, умолкли птичьи голоса. Дневник распахнул перед Асин мятое нутро, по которому плясали буквы. В самом верху страницы она увидела знакомые цифры: тогда она еще не родилась, а ее папе было от силы пятнадцать. Бумагу покрывали потемневшие со временем отпечатки и грязные разводы, бурые брызги напоминали россыпь веснушек. Но Асин понимала: если провести по ним мокрым пальцем, они оставят за собой ржавый след.
И никакого приветствия. Вальдекриз давно отказался от них. Это была очередная жизнь, которую он решил провести на Первом.