– Тебя, – подтвердила Маритар, повторяя пальцем контур светлого завитка на лбу крошки-булки. – Были и другие. Не такие вечные. Они не работали, они не выдерживали той вечной жизни, которую пытался дать им отец-папа. Включались-выключались. Так странно. – Она подняла плечи, явно не понимая, о чем говорит. – Он дарил им свет. И их тело ненадолго разгоралось. А затем затухало. Уже навсегда. – Она призадумалась. – А ведь тебя он даже звал странным словом, которое обозначало что-то бесконечно долгое.

– Постоянный.

– Но ты такой и есть. Вот только твоя вечная жизнь – на деле не такая и вечная. Ты – дополнительная часть, не основная. – Она не ждала моей реакции, а просто била, и я понимал, что, в общем-то, всегда об этом догадывался: я приложение к чему-то куда более важному. Просто не признавал вслух. А зачем, если единственное существо, способное выслушать меня – безумный дом? – И это ты привязан к ней, а не она к тебе. Это из-за нее ты сходишь с ума, пока она сохраняет рассудок.

– Постой-ка, – захохотал я. – Хочешь сказать, что Рыжая, та самая, которая как-то раз выбросила мою кровать в окно, – нормальна? И это со мной что-то не так?

– Во-первых, – тут же нахмурилась Маритар, будто я задел лично ее, – некрасиво называть ее Рыжей. Тебе никто об этом не говорил?