Я знаю, настанет момент, когда ты прочитаешь это. В одной из наших с тобой жизней. И испугаешься. Но не бойся – не меня точно.

Помни. Я. Тебя. Не. Подведу.

Наверное, сейчас ты растерялась и ничего не понимаешь. Не страшно, я и сам понимаю не до конца, а покидая Рыжую, и вовсе забываю. Так, к сожалению, работает моя голова. А вот ты забыть не сможешь. Тебя будто не касаются правила этого мира. Кроме одного: ты, к сожалению, искра. И я – как и кто угодно другой – не сумею этого изменить.

Когда-нибудь все переменится. Но мы непременно снова встретимся. Не забывай меня. И, эй, не меняйся!

А ты, Рыжая, исполни хотя бы последнюю мою просьбу. И дай ей эту тетрадь. Ведь она, с ее непомерным любопытством, когда-нибудь обязательно откроет твою дверь. И полюбит тебя так, как не смог полюбить я.

Прощай, Рыжая. И удачи.

И если вдруг я, вновь забыв, все же вернусь, не пытайся удержать меня, хоть тут поступи по совести.

Асин перевернула последние пустые страницы, поняв, что и сама за это время полностью опустела, закончилась, как вода в кувшине. Встала, покачиваясь на трясущихся ногах, смахнула слезы костяшкой указательного пальца и улыбнулась – с благодарностью Башне, выполнившей последнюю просьбу Вальдекриза. Внутри нарастали, слипаясь в большой уродливый ком, вопросы, задать которые было некому. Теперь ей казалось, что с Вальдекризом они не встретятся никогда. Не в этой жизни.

А где-то наверху пошли, затикали, радостно отщелкивая каждую секунду, огромные часы. Им вторили еще одни. И еще. Звук заполнил комнату, заглушая даже крики вездесущих чаек. Стало ощутимо холоднее, и Асин, быстренько убрав дневник на полку, где он и жил до этого, поежилась, растирая ладонями плечи. Рядом с ним она поставила бумажную лилию и крошечную деревянную книгу, взглядом поискав деревянного кита: он наверняка должен лежать где-то здесь. Бесконечная Башня молчала. Будто с самого начала и была немой. А в темных уголках, куда не падали лучи ослепительного солнца, вновь появилась паутина.