Всевозможные оттенки, узоры, украшения; блеск камней, шелест чехлов и кружева, шуршание подолов, стук каблуков… Я помнила значение каждого цвета, контура, знака, повязки на рукаве – и постепенно мне становилось спокойнее.

«Молодец».

Я почти забыла, что Эрик Стром продолжал гостить в моей голове.

«Ты в порядке. Справишься. Я ухожу. Будь готова. Слушай. Могу вернуться».

«Подождите!»

Но его разум выскользнул из моего, и мне тут же стало холодно и неуютно – хотя, быть может, дело было в снеге, начавшем густо сыпаться на мои обнаженные плечи.

Увидев кружение белых снежинок я поняла, что умудрилась почти отвыкнуть от снега. Здесь он не был смертоносным врагом, саваном, готовым укутать любого, кто окажется слишком беспечен – нет, в дворцовом парке он был развлечением, элементом оформления, изготовленным препараторами по случаю Летнего бала, чтобы показать, что власти Химмельнов подчинялась сама природа. Гости восхищённо ахали, тянулись руки к кружению снежинок, смеялись. Белые звёздочки зажигались и гасли в их волосах.

Мы прошли в следующую арку, и я вздрогнула – теперь над нами нависали выстроившиеся вдоль аллеи чудовищные скульптуры, собранные из частей снитиров. Кощунственно – и завораживающе. Цепкие взгляды хааров, вялое шевеление ревкиных лап, изящный изгиб хвоста вурра…

Отвратительно – и прекрасно.

– Работы Горре, – сказал Эрик Стром. – Ты его ещё увидишь. Его творчество ценят многие при дворе… Поэтому на балах он обычный гость.

– Он механикер?

– Нет. Охотник. Начинал с картин с видами Стужи, потом перешёл на скульптуры… Дерево, мрамор, гипс. Он получил специальное разрешение Химмельнов на работу с плотью.

Я вдруг почувствовала новый толчок в свой разум и послушно открыла связь.

«Ему хотели также дать право не выходить в Стужу. Ценность для культуры. Не вышло».

Снова – разъединение, и моя голова слегка закружилась. Показывать этого не следовало – я была польщена тем, что Стром поделился со мной секретом.

Я подумала, что, может, этим он старается сгладить впечатление от вчерашнего разговора.

– Очень, – я помедлила, – интересные работы.

– Да? По-моему, они просто ужасны. Но не могу сказать, что я разбираюсь в искусстве.

Мы прошли мимо стражей, один из которых кивнул Строму, как старому знакомому, а по мне равнодушно скользнул взглядом, и свернули на одну из боковых дорожек. Теперь мы оказались посреди чёрно-бело-красной толпы; я различила несколько смутно знакомых лиц. На миг мелькнул – и тут же пропал – Маркус. Он успел помахать мне, и лицо его просветлело. Видимо, оба мы подумали, что позориться с первым танцем куда спокойнее будет в компании друг друга. Я и не думала, что его рейтинг так высок – неспроста же он единственный, кроме меня, из птенцов Гнезда очутился здесь.