Унельм Гарт, препаратор с окраины, не пожелал быть перед ней просителем… Так неужели она, пресветлая госпожа Кьертании, которой судьбой предназначено сидеть однажды на верхнем троне, будет просительницей перед Эриком Стромом?
Возможно, Унельм Гарт – вовсе не благородный гордец, решивший отказаться от помощи, которая шла ему прямо в руки, потому что она… Что? Действительно понравилась ему?
Очень может быть, что он – такой же, как Стром. Специально старался зацепить её, чтобы сорвать больший куш.
Омилия запрокинула голову и увидела звёзды в небе, одинаково темнеющем над дворцовым парком и окраинными городками.
Она устала от постоянных подозрений – и нуждалась в отдыхе.
– Я никого не хочу искать, Ведела. Забудь. Идём, мне действительно нужно привести себя в порядок. А потом – к Раллеми. Что до Строма… Сегодня я не хочу его видеть.
Хотя бы на время она решила забыть о Строме – и об Унельме Гарте тоже.
Сорта. Бал
Сорта. Бал
Седьмой месяц 724 г. от начала Стужи
Седьмой месяц 724 г. от начала СтужиЯ думала, что мы подъедем прямо ко дворцу, но всё предместье дворцового парка было заполнено каретами, оленями, прислугой… Никаких автомеханик – Стром рассказывал, что эту традицию здесь блюдут свято.
Он помог мне вылезти из кареты и предложил руку – это мы уже тренировали у него дома, поэтому я привычно взяла его под руку, будто мы были парой. Однополые охотники могли позвать на бал кого-то – хотя редко пользовались этим правом, предпочитая, как сказал Стром, свободу манёвра – но мы были обязаны войти на территорию парка вдвоём, во всяком случае, до поры до времени.
Полночи накануне я лежала без сна, снова и снова прокручивая в голове разговор с Эриком Стромом – тогда мне казалось, что я больше не захочу видеть его снова, а тем более идти с ним под руку через дворцовый парк.
Я понимала, что несправедлива, понимала, что сама виновата, что совершила промах – слишком поторопилась, слишком на многое надеялась… Но это я признала уже ближе к утру, стоя под душем. Тогда же я подумала: возможно, мне стоило упомянуть зелёный рог. Стоило намекнуть, совсем слегка, что я знаю, что… Но почти сразу я отмела эту идею как абсурдную.
Я жила в доме Эрика Строма, готовила ему ужины, играла с ним в тавлы, а однажды провела ночь, плача у него на груди. Я восхищалась им, беспокоилась за него, жаждала его одобрения, злилась на него – но понятия не имела, могу ли считать его своим другом.
Но даже если нет – безумием было бы приобрести в его лице врага.
Поэтому не стоило говорить с ним ни о знаке, который я увидела в его записях – ни тем более о зелёном роге, Унельме, который получил таки от меня свой злосчастный билет на бал, его расследовании… Может быть, когда-нибудь, потом – когда не будет другого выхода, или когда я стану достаточно уверена в нём.