Как и в тавлах, существовали стратегии, которые следовало всегда держать в голове. Мудрые стратегии, потенциально выигрышные, будучи использованы в неправильный момент, лишаются всякого смысла.

Лучшим, что я могла сделать теперь, чтобы помочь Ласси и Аде, было исправить сделанное, вернуть уважение Эрика Строма, – и ждать случая. Судя по тому, что я слышала за месяцы, проведённые в Гнезде, исключения для Десяти существовали, а значит, я просто не была достаточно важна для Строма… Пока что.

Мне всё ещё хотелось верить, что я смогу этого добиться – и не шантажом или хитростью. Я хорошо понимала, что, пытайся я хитрить, Стром легко раздавит меня, как птенца элемера.

Тогда, утром, стоя под горячим водопроводным дождём, я окончательно призналась себе в том, что всё ещё хочу добиться его уважения и дружбы ради них самих – не только ради благ, которые они могли бы мне дать.

Быть может, дело было в связи между ястребом и охотником, а может, в том, как он спас меня после письма Седки – я до сих пор думаю, что спас… Но, в любом случае, теперь я должна была думать о сёстрах больше, чем когда бы то ни было прежде, и это не делало всё проще.

Прямо сейчас мне не стоило думать об этом – и, опершись на руку своего ястреба, я постаралась выбросить из головы всё лишнее, совсем как перед выходом в Стужу…

Вот только теперь заполнить разум следовало не очертаниями мерцающих холмов и траекторией движения стаи эвеньев, а родословными гостей, цветами одежд и гербов, порядком вилок за столом и особенностями танцев.

– Я открою связь, – шепнул он, и это звучало как утверждение, а не вопрос, но я всё равно кивнула с благодарностью. Торопливо я спрятала за «дверку» то, что не хотела бы ему показать – мысли о маме, Ласси, Аде, вчерашнем разговоре, зелёном роге, дневнике…

Открыв связь в ответ, я почувствовала, как его разум мягко толкнулся в мой и вздрогнула.

«Хальсон».

«Стром».

«Не бойся».

«Я и не боюсь», – хотела сказать я в ответ, и в тот же миг почувствовала, что боюсь ужасно, до дрожи в коленях.

Мы ступили под высокую арку, увитую цветами и фруктами – рви и ешь, но никто их не трогал – и влились в толпу гостей.

Кого здесь только ни было. Охотники и ястребы, одетые в чёрное, белое и алое. Моим собственным элементом были алые ленты в волосах. Кьерки настоял на них, но самой мне казалось, что они всё только портят.

Кропари и механикеры – в камзолах, расшитых серебром по серому и золотом – по коричневому.

Кое-где – вкрапления синего, обозначавшего родство с Химмельнами. Зелёные, салатовые, лиловые, изумрудные одеяния благородных диннов, бордовые, оранжевые и бурые – богатых купцов, розовые и голубые платья дебютанток, бежевые балахоны храмовых служителей – даже самые высокопоставленные из них одевались просто и не украшали себя ничем даже по случаю бала.