– И они не знают, кто я, так?

– Да. Но, пресветлая…

– Хватит. – Омилия с силой дёрнула себя за волосы. – Что вообще за манера сомневаться и отговаривать, когда всё уже решено? Ты со мной, Ведела? Или, может, хочешь прямо сейчас уйти и доложить обо всём моей матушке?

Ведела отпрянула с выражением жгучей обиды, и Омилии стало стыдно.

– Ну, извини, – сказала она, примирительно касаясь Веделиного локтя. – Я не хотела… Просто волнуюсь, вот и всё.

Больше они не говорили – до того томительного момента, пока часы долго и величественно не пробили одиннадцать.

– Пора, – сказала Омилия пересохшими от волнения губами. – Идём.

И они пошли – через потайной ход, проделанный давным-давно, при прадеде Омилии, для побега на случай покушения или пожара.

Ход охранялся, поэтому они вышли из одного из промежуточных выходов – посреди тёмной галереи с портретами Химмельнов. Оттуда – через зелёную приёмную ровно в тот редкий миг, когда там не было ни одного стража. Затем – вниз по лестнице, и через гранатовый кабинет, направо по коридору, налево, вверх по лестнице на полуэтаж, через другую галерею, снова вниз…

Их маршрут был рассчитан до мелочей, и всё же Омилии было страшно. Всё в животе дрожало, и горло перехватывало, хотя на этом этапе, даже поймай их кто-то, ещё были способы отговориться…

И всё же за каждым поворотом ей чудилась тень – причём не какого-то там стража, а, ни много ни мало, Кораделы собственной персоной – даже среди ночи волосок к волоску, холодной, безупречной, ледяной… и разъярённой.

Но за новым поворотом не оказалось ничего – только отблеск валовых ламп, приглушённых на ночь, или тень ветки за окном.

До определённого момента они двигались по маршруту, придуманному Омилией, но потом ступили в вотчину Веделы. Это была часть дворца, в которой Омилия не бывала, потому что наследнице бывать там не полагалось.

Кухни, кладовые, комнаты прислуги… Здесь было как будто теплее, чем в просторных, пустых залах дворца, где проходила большая часть жизни Омилии. Повсюду, несмотря на поздний час, сновали люди. Повара и поварята в белых колпаках, с руками, перепачканными кровью или мукой, служанки с растрепавшимися волосами и усталыми лицами, кастелянши со звенящими связками ключей на поясе… Никто не обращал на них внимания.

Омилия осторожно, словно за это могло последовать наказание, втянула запахи кухни, чистящих средств, детства – тогда несколько раз она решалась сбежать сюда, и каждый раз обратно её возвращали с рёвом.

Приятно было чувствовать себя невидимкой, до которой никому не бывало дела. Просто одной из многих служанок – стоптанные, но ладные сапожки, шерстяной плащ. Дома, наверное, ждут родители – а может, и жених. Что она сделает перед тем, как отправится туда? Прогуляется по спящим городским улицам? Зайдёт пропустить стаканчик куда-нибудь, где шумно, весело и темно?