– Ей понадобилось немного освежиться.

– Значит, у вас двоих снова настали мирные времена? – Мне не хотелось показаться завистливой, но, наверное, так оно и было. А еще мне хотелось оттянуть момент встречи с Николаем. Ладони потели от одной только мысли об этом.

– На этот раз навсегда.

– Она бессмертна, – напомнила ему я.

Командир корбиев скрестил руки на груди:

– Знаю. Но это не важно.

Я кивнула в знак понимания. Они найдут какой-нибудь выход.

– Я за вас рада. Правда. Пойдем поищем себе места? – преувеличенно бодро предложила я, хотя во рту у меня пересохло, как в пустыне.

Он задумчиво посмотрел на меня сверху вниз.

– Я мог бы изменить его воспоминания, – предложил Магнус и остановился. – Ровно настолько, чтобы он забыл, что Нексор для тебя значил. – Значит, это не ускользнуло от его внимания.

Заманчивая мысль.

– Не смей, – тем не менее откликнулась я. – Либо он все еще хочет меня, либо нет. Я буду с ним только полностью, то есть не такая безупречная, как женщины, которых он, наверное, предпочитает.

– Как скажешь. Это идея Кайлы. Она немного зациклилась на том, чтобы вы снова сошлись. Так что жаловаться можешь ей, но сначала разберись с этим. Не укусит же он тебя. Во всяком случае, не на людях. Хотя краска на картинке его идеального образа немного потрескалась, тебе не кажется? Николай никогда не отличался несдержанностью. Сколько я его знаю, он всегда стремился замаскировать свою хищную натуру, но посмотри на него сейчас.

С этими словами корбий прошел мимо меня в зал и сел рядом с Разваном. Ведьмак кивнул и пододвинул к нему кувшин. Морщины беспокойства прорезали его лоб. Неужели Ария действительно полетела к Селесте или, может, в родную деревню – проверить, что там творится? Она упрямая, но не трусливая предательница. Кроме того, бросить свой ковен без разрешения считалось серьезным проступком. Ария была нашей подругой. Я бы не стала пока выносить ей приговор. До сих пор остальные члены ковена выполняли дурацкие приказы Люциана. А она – нет. Я заметила Ярона и Элени, которые сидели с Бредикой. Пришли даже Альма и Марго. Но как бы мне ни хотелось подсесть к ним, это лишь отсрочило бы неизбежную встречу.

Мой взгляд снова метнулся к Николаю. Магнус прав. Он выглядел так, будто кто-то соскреб с картины верхний слой. Сняли лак, который ее защищал. Этот мужчина по-прежнему оставался собой – самоуверенным палатином стригоев. Защитник, но в то же время требовательный; любящий, но доминирующий; дисциплинированный и страстный. Теперь же в нем появилась какая-то уязвимость… а еще гнев. Но хуже всего, наверное, была беспомощность. Неспособность что-либо сделать. Защитить самого себя. Признается ли он когда-нибудь в этом? Определенно не мне. Может быть, Алексею, если тот предварительно напоит его пуншем, желательно смешанным с мандрагорой.