– Если бы рядом с Николо все еще была Жизелла, я бы советовала относиться к ним с осторожностью, но без нее у него против Рибеля не будет ни единого шанса.

– Хорошо, – говорит императрица. – И, конечно, хаос, который возникнет во время всей этой междоусобицы, позволит вам с Паскалем без лишних усилий занять законный трон. Это не должно занять у вас много времени.

Беатрис пристально смотрит на свою мать. Итак, они все еще продолжают притворяться, что Беатрис и Паскаль вернутся в Селларию и сядут на престол, несмотря на то, что никто в стране не будет этому рад.

На селларианской земле, руками селларианцев, сказал как-то Найджелус. Заставить селларианца убить Беатрис на территории Селларии – единственный способ исполнить желание, загаданное Найджелусом в миг ее рождения. Но Беатрис не собирается давать своей матери такую возможность.

– Сколько солдат получится нам выделить? – спрашивает Беатрис, но не у своей матери, а у генерала Урдена.

Но прежде чем ответить, генерал бросает быстрый взгляд на императрицу.

– Императрица заверила меня, что пятисот человек будет достаточно, – осторожно говорит он.

Беатрис едва сдерживает смех.

– Понятно, – удается сказать ей, сохранив невозмутимое лицо. – А скажите мне, генерал, есть ли у вас какие-либо отчеты о количестве войск, которыми располагают Николо и этот герцог?

Генерал открывает рот, чтобы ответить, но императрица опережает его.

– Это не должно иметь никакого значения, – говорит она с мягкой улыбкой. – Вы законные король и королева Селларии, и если ситуация с Темарином нас чему-то и научила, так это тому, что верность королевской семье всегда берет верх в сердцах людей. Нежели ты думаешь, что вы заслуживаете преданности меньше, чем два мальчика, которые едва вступили в подростковый возраст?

Это вопрос с подвохом – нельзя сравнивать Беатрис и Паскаля с братьями Леопольда. Но императрица, как и все остальные в комнате, прекрасно это знают, уверена Беатрис. И ее мать не собирается менять своего решения.

– Буду верить, что мы справимся, – говорит Беатрис сквозь стиснутые зубы.

– Уверена, что так и будет, – отвечает императрица. – В конце концов, разве я воспитала тебя не для того, чтобы ты могла и горы свернуть, моя дорогая? Так неужели какой-то муравейник тебя остановит?

Беатрис думает о том, что, если речь заходит о налогах на селларианский шелк, муравьи вполне могут начать кусаться. Горы – нет.

Когда заседание наконец-то подходит к концу и члены совета спешат попрощаться с императрицей, мать Ипполина задерживается рядом с Беатрис и одаривает ее легкой улыбкой, на которую Беатрис неуверенно отвечает. В матери Ипполине всегда было что-то смущающее – постоянное облако недовольства, которое нависало над пожилой женщиной с тех пор, как Беатрис себя помнит. Видеть ее улыбку, какой бы легкой она ни была, для Беатрис не менее странно, чем слышать, как лает кошка.