Она делает движение, чтобы обойти его, но он продолжает преграждать ей путь.
– Ты хоть раз в жизни воспринимала что-нибудь всерьез, Беатрис? – огрызается он. Его голос снова звучит гневно, и это до сих пор кажется странным, учитывая, что всю свою жизнь Беатрис видела его ко всему равнодушным. Но вместо того чтобы испытывать страх, Беатрис упивается его злостью. В конце концов, она знает, как справляться с чужим гневом. У нее было достаточно шансов попрактиковаться.
– Могу тебя заверить, – говорит она, сохраняя ровный тон голоса, – что ко многим вещам я отношусь серьезно. К моей матери, например, и к угрозе, которую она представляет для меня и людей, которых я люблю. Но несколько зловещих слов, написанных тебе незнакомкой, которые к тому же могут вообще не иметь ко мне отношения? Боюсь, тут мне не достичь того же уровня серьезности.
Найджелус задерживает на ней взгляд, словно переводя дыхание, и Беатрис готовится к новой схватке. Но эмпирей отступает, позволяя ей пройти к двери. Она уже тянется к дверной ручке, но он снова заговаривает с ней.
– Тогда ты не оставляешь мне выбора, – мягко говорит он.
Беатрис знает, что ей не следует оборачиваться. Она должна выйти за эту дверь и забыть о Найджелусе и его «выборе», чем бы это ни было. Она должна исполнить план, который они с Паскалем разработали, – она использует желание, чтобы вызволить Эмброуза и Жизеллу из тюрьмы, отравит пудру для лица своей матери и они все вместе сбегут через туннель в ее спальне. И в этом плане нет места для маневра.
И все же она не может не обернуться к нему.
– Про какой выбор ты говоришь? – спрашивает она.
Однако Найджелус не обращает на нее никакого внимания. Он начинает расхаживать по лаборатории, сцепив руки в замок и уставившись в пол. Наблюдая за ним, Беатрис задается вопросом, когда он в последний раз спал. В выражении его лица есть что-то изможденное, а движения у него судорожные, как никогда прежде.
– Звезды простят меня – они должны, – говорит он, хотя у Беатрис возникает ощущение, что он говорит не с ней, а с самим собой. – Это вынужденная мера.
В животе у Беатрис зарождается ужас. Она не знает, о чем он говорит, но догадывается, что это о ней, и звучит все не слишком обнадеживающе.
Он подходит к телескопу, и Беатрис следует за ним, держась на безопасном расстоянии.
– Что ты делаешь? – спрашивает она, пока он возится с ручками, ища что-то в небе.
– Это должна быть большая звезда, – бормочет он, все еще не замечая ее. – Чтобы все получилось, нужна очень большая.
– Чего ты собираешься пожелать? – спрашивает Беатрис. На этот раз ее голос звучит громче, хотя, кажется, она почти знает ответ. Он не может убить ее – он сам сказал, что такое нельзя пожелать, – но есть много других способов, которыми он может причинить ей боль. Если она ему позволит.