Одним движением Беатрис разбивает стеклянный пузырек с ядом о тот же висок, который она повредила до этого, и рукой размазывает серый порошок по порезу. Крича, он отшатывается и толкает ее, но слишком поздно. Спустя секунду его крик стихает. Проходит еще несколько секунд, и его глаза закрываются, а тело продолжает биться в конвульсиях.

Жизелла не наврала, сказав, что яд подействует быстро, если попадет в кровь. Глядя вниз, на дергающееся тело Найджелуса, Беатрис сглатывает. Она толкает его носком ботинка, но он остается неподвижным. Она присаживается рядом с ним на корточки, ищет пульс, но не находит.

Так же как и не находит в себе сожаления или какого-либо другого чувства, когда смотрит в его пустые глаза. Она знает, что должна чувствовать вину или, по крайней мере, ужас из-за того, что она сделала, но ничего этого нет. В конце концов, для этого ее и воспитывали, и мать слишком хорошо обучила ее, чтобы такая мелочь могла ее сломить.

– Триз? – слышится голос, и она резко оборачивается. В дверном проеме, широко раскрыв глаза, стоит Паскаль. Его взгляд падает на кровь на ее руках – она коснулась ими раны Найджелуса.

– Кровь не моя, – быстро уверяет она его.

– Я не могу поверить, что он напал на тебя, – говорит он, закрывая за собой дверь и подходя к ней. – С тобой все в порядке? Он…

Беатрис знает, что должна поправить его – Найджелус не нападал на нее. По крайней мере, не физически. Так что нельзя сказать, что это было самообороной. Она убила его из эгоистичных побуждений, стремясь сохранить свою силу. Да, ей следовало бы поправить Паскаля, но она этого не делает.

– Он мертв, – говорит она вместо этого. – Я должна была.

И пусть кто-то мог бы с ней не согласиться, для Беатрис все было именно так.

– Я использовала яд, – говорит она, качая головой. – У нас нет этельдейсов, чтобы приготовить еще одну партию…

– У нас нет на это времени, – говорит Паскаль, качая головой. – Мы должны уходить сейчас, пока его тело не нашли.

Беатрис хочет поспорить. Она не может уйти, не нанеся матери удар, не убив ее. Она знает, что уйти вот так было бы серьезной ошибкой. Пока ее мать продолжает дышать, каждый день – это меч, нависающий над головой Дафны, Паскаля и многих других. Но Паскаль прав – ждать теперь слишком рискованно.

Благоразумная часть Беатрис берет верх, и она подходит к умывальнику, чтобы смыть кровь со своих рук.

– Помоги мне перенести тело в шкаф, – добавляет она, кивая в сторону шкафа у дальней стены. – Мы могли бы выиграть хотя бы несколько часов.

Паскаль судорожно кивает.

– Пас… у меня не было выбора, – говорит она. Беатрис верит, что это правда, и ей нужно, чтобы он понял, что она не какая-то бессердечная убийца, только и мечтающая убить всех вокруг – сначала свою мать, теперь Найджелуса. Может, она и не чувствует вины за то, что убила его, но ей действительно грустно. Он не был для нее незнакомцем. Она знала его всю свою жизнь, он помогал ей, даже спас ее. Она никогда не доверяла Найджелусу, это правда, но она все же многим ему обязана. Этот долг уже никогда не сможет быть возвращен.