– У тебя красивый дом, – настырный древний, естественно, принял мое предложение подышать. – Судя по тому, как ты разглядываешь небо, стоя на собственном балконе, ты будто впервые здесь. Неужели график приема крови настолько плотный, что у тебя даже не было времени полюбоваться этим видом за все годы? – он издал ироничный смешок. – Кстати, ты не спрашивал, но меня зовут Оливер.

– У меня были дела поважнее, чем любование природой.

– Конечно, тебе было некогда, ты же ежедневно захлебывался в крови.

Я резко прижал говорливого кровососа к перилам. Оливер слегка прогнул спину, изображая, будто сейчас упадет, и усмехнулся.

– О тебе говорили несколько десятилетий, а после на свет появилось животное, которое одним своим видом внушает страх. – Он оттолкнул меня. – Мне тоже стало интересно посмотреть на того, кто разлагается в собственной голове. На то, во что превращается чистокровный, опускаясь на самое дно. И то, что я сегодня увидел, – омерзительно, – Оливер ткнул в меня пальцем, продолжая ухмыляться. Я не мог понять, чего именно добивался этот придурок.

– Ты-то уж точно не святым духом питаешься, раз хватило сил оттолкнуть меня.

В его глазах что-то изменилось, и это был уже совершенно другой взгляд. Жалость.

– Я устал смотреть, как моих одногодков пичкают кровью для власти, устал смотреть, как они, один за другим, теряют себя. Но то, во что превратили тебя…

Услышанное выбило меня из колеи. Впервые кто-то смог увидеть восьмого наследника Ленсона насквозь. Тот, в кого я не смог вселить страх.

– Неужели тебе не хочется жить своей жизнью и делать выбор самостоятельно? – так искренне полюбопытствовал Оливер, и меня передернуло.

– Я сделал свой выбор!

– И заперся внутри. Твой нынешний вид и то, почему ты пытаешься заставить других бояться тебя, – попытка убежать от правды.

– Какой, к черту, правды?

– Ты боишься, Кайл, – вкрадчиво ответил он. – Боишься себя.

Я остолбенел:

– Я был взаперти слишком долгое время, и выбор, который я сделал, освободил меня!

– Снаружи, – перебил он, – ты стал свободен снаружи, но сейчас ты запер себя изнутри. Нравится?

Я не мог пошевелиться. Любые усилия заставить его бояться оказались бесполезны. Мое природное подавление[27] с ним не работало. Оливер не жаждал получить от меня одобрения, что подняло бы его по статусу.

«Но чего же он добивается?»

В тот день, на балконе собственного дома, я впервые был разоблачен, а в голове вновь прозвучала истина: