По моим венам будто проносится огненная вспышка. Я смотрю вниз, на ее лицо, гляжу, как ее светлые брови хмуро сходятся вместе.

– Фор? – бормочет она, и сердце мое взмывает ввысь сквозь каверны этого мира и улетает прочь в небеса.

– Фэрейн! Фэрейн, любовь моя! – Мой рот находит ее лоб, щеку, челюсть, губы. Она пытается ответить на мой пыл, но слишком слаба для этого. Ее дрожащие пальцы легонько касаются моей щеки. Быть может, она находит в себе достаточно сил, чтобы внушить мне некий покой, потому что я обнаруживаю, что снова могу дышать. Я долго сижу, просто держа ее на руках. Неспособный говорить или думать. Просто существуя.

Некоторое время спустя она отстраняется. Ровно настолько, чтобы взглянуть на меня. Ее глаза – это те же глаза, что я знал с самого начала: один голубой, другой золотой. Оба сияют остаточными следами света урзула.

– Она спит, – говорит Фэрейн.

Сперва я не понимаю. Затем до меня медленно доходит, что мир не трясется и не взрывается миллионом осколков в эту самую секунду.

– Арраог? – выдыхаю я, отчасти опасаясь, что призову ее звуком ее имени.

Но Фэрейн мягко улыбается и снова кладет голову на мое плечо.

– Ей нужно было это почувствовать. Печаль, утрату. Она слишком долго их сдерживала.

Пускай я и не притворяюсь, что понимаю, о чем она говорит, но перед мысленным взором на миг встает образ моей жены и невообразимого существа.

– Боги воистину одарили тебя, – вновь шепчу я ей в волосы. Но даром оказалась не ее магия, не в самом конце. Это было ее сочувствие. Ее милость. Ее способность видеть других, пусть даже они сами себя не видят. Ее выдержка, отточенная годами сокрушительной боли. Все это. Таковы были ее дары, истинные дары, которые сделали мою Фэрейн уникально сильной. Которые сделали ее ответом на все мои молитвы.

– Боги создали тебя по образу милосердия, – говорю я. – Они послали тебя спасти нас.

– Да, – просто отвечает она. – А тебя они послали спасти меня.

Глава 45. Фэрейн

Глава 45. Фэрейн

Труп Мэйлин лежит рядом с краем утеса. Сухие потоки крови из дюжин ран пятнают кристаллы вокруг нее.

Горе Фора бьет меня ножом, достаточно острое, чтобы я пошатнулась. Я кладу руку на выступ скалы и восстанавливаю равновесие, притягивая из него мягкий резонанс. Спустя все это время, похоже, я учусь балансу. Боль всегда будет частью моей жизни – так распорядились боги. Но именно боль придает этому существованию форму и смысл. Возможно, я никогда не буду ей рада. Но верю, что могу научиться наконец не бояться ее.

Убедившись, что достаточно укрепила себя, дабы выдержать самые сильные из чувств Фора, я опускаюсь на колени рядом с ним и телом его матери. Ее лицо перепачкано спекшейся кровью, искажено агонией ее смерти. Она всегда собиралась умереть именно так. Теперь я это понимаю. Таков был ее план с той самой секунды, когда мы встретились.