Споткнувшись, он вырвался в ночь, в тишину. Упал на землю и некоторое время лежал, прерывисто дыша и впитывая стойкий запах земли, почвы, леса.
Цзэня трясло, когда он присел и вытер с губ струйку крови.
Он поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как перед ним захлопнулась Пограничная печать.
29
29
Самый умный человек недооценивает собственные способности и переоценивает способности своего противника.
Печать Врат выбросила Лань и Дилаю прямо перед Самой Гостеприимной Сосной. Со стиснутыми зубами и потоком красочных проклятий она протащила дочь мастера Мечей через Пограничную печать.
Шепот в печати был настойчивым, неистовым. Пусть Лань никогда не могла разобрать их слов, в этот раз в голосах духов она услышала что-то похожее на страх. Край Небес, как всегда, оставался неизменным, даже несмотря на ее учащенное сердцебиение. Горы Юэлу, окутанные густым туманом, дремали в тишине. Грозовые тучи клубились на небе.
От изнеможения мир вокруг Лань накренился, когда она опустила Дилаю на землю.
– Вставай же, Лошадиная морда. Я скорее прокляну восемнадцать поколений своих предков, чем понесу тебя по этим ступеням.
Дочь мастера Мечей была прислонена к сучковатому стволу ближайшей сосны. От неглубоких вздохов ее грудь поднималась и опускалась. Кровь запеклась коркой на одной стороне ее лица.
– Ну же, Дилая. – пытаясь подавить растущий в ее груди страх, девушка ткнула ее в нос. – Я беру свои слова обратно, слышишь? Не хочу я, чтобы ты умирала. Просто… просто очнись.
– Мы все хотели. Каждый из нас хотя бы раз да желал ей смерти.
Лань обернулась на знакомый голос. С горы спускался Тай. Пробравшись сквозь кустарник, он наконец остановился рядом с Лань. С опущенными плечами и взъерошенными волосами, да еще и без непринужденной грации Шаньцзюня рядом, Заклинатель Духов выглядел довольно странным.
– Она упрямая, – заявил Тай, глядя на Дилаю. – Раздражающая. Она выживет. Шаньцзюнь об этом позаботится.
– Тай, – скрипучим голосом сказала Лань. Ей так много нужно было сказать, столько всего спросить, но воспоминание их последней встречи горело ярче пламени: его рука на ее запястье, вечно хмурый взгляд горящих глаз.
«Я знаю, – сказал тогда он. – Теперь я знаю».