Лань взглянула на прислонившуюся к стволу сосны Дилаю. Металл ощущался над и повсюду вокруг них так сильно, что давил на каждый нерв, заглушая все остальные чувства. Позади Цзэня, на тропинке между горами, виднелось движение, блеск чужеземных доспехов. Элантийцы были совсем близко.

– Лань, – выдохнул Цзэнь.

Она едва не вздрогнула, когда снова повернулась к нему. Тени на его лице исчезли, и на мгновение она, кажется, уловила вспышку чего-то открытого и уязвимого в его взгляде.

Она могла сказать только одно:

– Пожалуйста, Цзэнь, не делай этого.

Лицо Цзэня исказилось, и он заговорил, проталкивая слова сквозь стиснутые зубы.

– Неу каждого есть привилегия выбора, Лань. Почему ты не можешь понять? Ты же сама говорила, что мы вынуждены выбирать меньшее из двух зол! – Цзэнь перешел на крик, и Лань вздрогнула, услышав сорвавшееся с его губ ругательство. – Если бы можно было остаться хорошим и идти по сбалансированному Пути, думаешь, я бы этого не сделал? Но боги и обстоятельства, в которых я родился, уготовили мне другую судьбу. Если я должен сбиться с Пути, чтобы спасти это царство, то так тому и быть. Если я должен увидеть тьму, чтобы наш народ познал свет, тогда я раз за разом буду делать тот же выбор. – С умоляющим выражением лица он говорил так, будто ему было трудно дышать. Голос Цзэня стал мягче, когда он спросил: – Останешься ли ты со мной на этом Пути, Лань?

Но Лань могла думать только об элантийской крепости, об изголодавшихся людях за решеткой – отцах, матерях и детях – и о том, что в конце не осталось ничего, кроме крови, костей и сломанных вещей. Ничем не сдерживаемая сила пожирала разум своего владельца, прокладывая путь к насилию, разрушению и смерти. История доказывала это снова и снова.

Она не попадет в эту ловушку. Стремись она к власти, позаботилась бы о полном контроле над ней. И использовала бы эту власть на благо своего народа. На благо обычных певичек, владельцев торговых лавок и овдовевших жительниц деревень – безгласных масс ее царства.

Она покачала головой:

– Цзэнь…

Увидев ответ в ее глазах, он закрыл лицо руками. Сильная дрожь прошлась по его телу, прежде чем он замер.

Когда Цзэнь выпрямился и убрал руки от лица, опустив их по швам и сжав в кулаки, дикий, неистовый взгляд исчез. Теперь его глаза были холодными, черными и непроницаемыми, как ночь без звезд.

– Я выбрал свой Путь. Если ты не со мной, значит, ты против меня, – сказал Цзэнь, и Лань поняла, что потеряла его навсегда.

28

28

Пастух и девушка-ткачиха, разделенные рекой забвения, оказались на противоположных концах небес.