Светлый фон

Внутри него шла война между мыслями и эмоциями. Границы между его мнением и тем, что думал Бог-Демон, смывались. Он все еще сжимал челюсть девушки и видел отразившийся на нем ужас, когда свет Серебряного Дракона отразился в ее глазах. Он крепче сжал Лань. Она приоткрыла губы, хватая ртом воздух, пока сама царапала его пальцы. Он наблюдал за ее стараниями с сочувствием, которое можно было испытывать к рыбе, оказавшейся на суше, или к насекомому в последний миг его жизни.

Сияние Серебряного Дракона мерцало и начинало тускнеть. Цзэнь крепче вцепился когтями в плоть девушки и почувствовал ответную волну тошноты и злобы в животе… против себя же самого. Мальчишка, его сосуд. Он, пребывая в ярости, все еще боролся за контроль над своим телом.

Люди. Такие мягкие и хрупкие. Такие сентиментальные.

И все же его притязания на тело этого мальчишки все еще были слабыми, не говоря уже о его разуме или Душе.

Он отошел в сторону.

Мысли Цзэня поплыли, тени уступили место свету, и он обнаружил, что моргает, а его лицо было мокрым от дождя. Его пальцы сжимали горло Лань, у девушки уже закатились глаза. В этот момент свет Серебряного Дракона был не более чем пятнышком на ее левом запястье, всего лишь тлеющим угольком.

Охнув, Цзэнь отдернул руки. Лань завалилась вперед. Он поймал ее и прижал к себе. Голова девушки покоилась на его шее, руки безвольно болтались по бокам.

– Мне жаль, – прошептал он. – Пожалуйста, Лань, прости меня. Я никогда не хотел причинить тебе боль.

Он почувствовал, как она прижалась к нему, и в следующий миг боль пронзила его грудь.

Цзэнь закашлялся. Перед глазами заплясали черные точки. Внутри него кричал другой голос, чьи вопли разрывали его разум. Вокруг него мерцали и затухали тени ци.

Лань подняла взгляд, рукой она сжимала рукоять Того, Что Рассекает Звезды. Лезвие вонзилось между ребер. Руки девушки стали красными от крови.

– Ты сказал мне не промахиваться, – произнесла она. – Вот я и не промахнулась.

Она повернулась и вытащила лезвие.

33

33

Эмоции никогда не должны становиться причиной войны, ибо гнев, как и тщеславие, угаснет, а разрушенные королевства и потерянные жизни будет уже не вернуть.

Цзэнь начал заваливаться вперед. Кровь, льющаяся из его рта и раны на груди, ручейками стекала по земле неподалеку от Края Небес. Когда с мокрыми волосами, прилипшими к лицу, он поднял на Лань глаза, она могла с уверенностью сказать, что смотрит на парня, в которого влюбилась тогда, в окутанной туманом деревне.

Его губы медленно изогнулись в слабой улыбке.

– Эффективнее… чем чайные чашки, – прошептал он, прежде чем рухнуть в грязь. Его веки затрепетали и опустились. Кинжал, который она сжимала дрожащими руками, был покрыт кровью. Именно последние слова Цзэня вывели Лань из равновесия. Напоминание о хороших временах, о будущем, на которое она надеялась до того, как они стали жертвами обстоятельств.