Лань подумала об ученике Целителя, который терпеливо ухаживал за ней возле резного окна Зала Ста Исцелений.

О Тауб, раскрасневшейся от жары и пара, что царили на кухне, о болтавшем с ней за обедом Чуэ. О звоне ранних утренних колоколов, о разговорах учеников под бодрящим зимним солнцем, едва пробивающимся сквозь туман. О тех радостях, что она обрела на Краю Небес, обо всем, что снова сделало ее жизнь стоящей.

Об Ин, что бросилась спасать ее в одном лишь легком платье цвета лотоса.

Лань подумала о Цзэне: об их первой встрече в многолюдном чайном домике, о том, как он обнимал ее, когда шептал об их совместном будущем, о том, как касался губами ее щек, чтобы смахнуть слезы поцелуями.

Лань стиснула зубы, дождь вдруг стал казаться теплым на ее коже. На этот раз Цзэня не было рядом, чтобы стереть ее слезы.

Возможно, его уже никогда не будет рядом.

Вместе с еще раз разбившимся сердцем пошатнулась и воля Лань.

Девушку охватил гнев.

Ее Бог-Демон встал на дыбы, покрыв своим светом горы, точно вторая луна. С чешуей, мерцающей как первый снегопад, обратившийся в лед, Дракон наблюдал за ней глазами, голубыми, как сама сердцевина огня. Видение, иллюзия, часть ее самой.

Лань протянула руку и окунула палец в поток силы, что исходил из ядра ее Бога-Демона.

Мир вздохнул. Она могла чувствовать все: как каждая дождевая капля прикасалась к сосновым листьям и ветвям, впитывалась в почву, стучала по броне вытянувшейся до следующей горы элантийской армии.

Страх и гнев подступили к горлу Лань. Но вместе с ними пришло и нечто новое: интерес к развернувшейся перед ней битве. Клиническое исследование шансов, как если бы она парила над шахматной доской, а каждый человек – каждая жизнь – были фигурой, которой при желании можно пожертвовать.

«Так вот каково это – быть богом», – подумала Лань и с этого момента поклялась никогда не сдаваться. Несмотря ни на что, она до самого конца будет помнить, почему приняла такое решение. Ин. Шаньцзюнь. Цзэнь. Дэцзы. Мама.

До тех пор, пока она цепляется за то, что делало ее человеком, ей никогда не стать богом.

Лань скомандовала:

«Уничтожь их».

Когда с кончиков ее пальцев слетела нарисованная богом печать, Лань внезапно поняла, почему Цзэнь считал выполнение печатей формой искусства. Переплетение энергий было более сложным, чем любое, с которым она когда-либо сталкивалась: настолько запутанным, что могли потребоваться часы, чтобы его расшифровать. Штрихи этой печати прочерчивали границу между наукой и искусством. Ведомые чужим присутствием, ее руки двигались вместе в танце, которого она не знала.