Челюсти слуги раскрылись в безмолвном растерянном крике, сухожилия заскрипели. Он не мог отказаться. Его госпожа заговорила. Чужая воля погнала его вперед. Ему придется убить Гримнира, сына Балегира, и всех, кто был с ним. Он не мог ослушаться…

ГИФ ПОКАЧАЛ головой.

— Если бы это было делом рук Хильдемур, то здесь уже нечего было бы искать. Нар! Посмотри сюда. Это было сделано закаленным железом и сталью. Мы…

— Послушай. — Гримнир вскинул голову. Он слегка наклонил голову набок, и его горящий красный глаз уставился в тень между двумя высокими колоннами — что-то вроде ниши. Он услышал скрип сухих сухожилий, шелест ткани. Там, в темноте, вспыхнули два язычка пламени, и что-то, шаркая, появилось в поле зрения. Что-то такое же высокое, как Гиф; что-то, закутанное в потрепанный серый плащ, в широкополой шляпе, низко надвинутой на лицо. Что-то, от чего разило могилой, каменной пирамидой и курганами. Гиф попятился. Гримнир медленно поднялся на ноги.

Драуг навис над ним, в своих посиневших после смерти руках он сжимал окровавленный топор Нэфа. На долю секунды эта картина затянулась; затем, со скоростью, которая не соответствовала его шаркающей походке, оживший мертвец бросился на Гримнира. Единственными звуками были прерывистое дыхание, когда скрелинг отскочил в сторону, и глухой стук лезвия топора, вонзившегося в землю там, где он только что стоял.

Гримнир не дал твари передышки. Даже когда она вырвала топор, с которого, словно кровь ландветтира, капали комья грязи, Гримнир нанес удар. Его длинный сакс, Хат, прорезал борозду на лбу драуга. Любое живое существо отшатнулось бы, ревя и хватаясь за окровавленное лицо; оно было бы ослеплено этим ударом, когда острие Хата полоснуло его по глазам. Для драуга это ничего не значило. Хат скользнул по его высохшему черепу, сбив набекрень его широкополую шляпу, но не более того.