Их битва была столкновением стихий — холодная ярость мертвого существа против горячей ярости живого; там, где они встречались, сверкала молния от громоподобного лязга стали. Гримнир уворачивался и извивался, никогда не останавливаясь; он всегда отступал. Когда то, что было неутомимым топором Радболга, попыталось перерубить нить его жизни, Гримнир ответил быстрыми, меткими ударами. Ударил и отступил. Ударил и отступил. Но даже его конечности, подпитываемые яростью, не могли поддерживать стремительный темп его врага — существа, которое никогда не уставало, никогда не чувствовало боли, никогда не спотыкалось.

Гримнир был у подножия холма, один удар за другим отбрасывали его к опушке Хрехольта; и тогда он сделал свое первое неверное движение. Его сапог зацепился за травяную кочку. Скрелинг упал на спину, дыхание вырвалось из его легких.

Драуг, носивший облик Радболга, не стал злорадствовать. Он не насмехался над ним и не проявлял никаких эмоций, кроме холодной бессмертной ярости. Он занес свой топор, как дровосек, и опустил его, целясь в центр закованного в кольчугу торса Гримнира…

И топор снова вонзился в землю.

Гримнира спасло только позорное движение — вбок, как краб, и перекат назад. Движение, в результате которого Хат остался лежать на земле у ног драуга.

— Зубы Имира, — пробормотал Гримнир. Он вскочил на ноги и пробежал короткое расстояние до нависающих деревьев бузины на краю Хрехольта. Неумолимый драуг последовал за ним. Часть Гримнира подумала: Почему бы просто не позволить этому ублюдку вонзить топор ему в череп? Он мог бы уладить свои дела в Риме, а потом, возможно, вернуться и покончить с этим делом. А сможет ли он? И он беспокоился о том, что мертвая тварь может сделать с Гифом, если его отсутствие затянется. У старого пьяницы не было благословения Имира, и он слишком долго прожил как наверху, так и внизу, чтобы все это закончилось таким позорным предательством — смертью от руки его брата.

Тяжело дыша, Гримнир прислонился спиной к стволу бузины. Драуг неумолимо приближался к нему с бесстрастным лицом. Разум Гримнира лихорадочно искал выход. Что-то впилось ему в плечи, когда он оперся о дерево, чтобы поддержать свои слабеющие силы. Гримнир полуобернулся, увидел изящные очертания мертвого ландветтира на коре бузины и узнал фигуру своего спасителя.

Он повернулся лицом к драугу. Тот был теперь менее чем в дюжине футов от него и не подавал никаких признаков узнавания; он не подозревал о ловушке и не принимал во внимание уловки. Его сверкающий взгляд был устремлен исключительно на Гримнира.