МНОГО ДНЕЙ слуга Идуны стоял на одном и том же месте. Неподвижный, как статуя из китового уса и хрящей. Он не нуждался ни в отдыхе, ни в пище. Дни шли, и жажда его не мучила. И при этом он не чувствовал беспокойства или скуки. Он просто стоял там, совершенно неподвижно, в нише между двумя колоннами, скрытый таким глубоким мраком, что даже жуткое зеленое свечение ночного неба Ётунхейма не могло его коснуться. Он расставил приманку в своей ловушке, рассчитывая на врожденное любопытство жертвы, чтобы привести ее в зону досягаемости.

Теперь он наблюдал, как его добыча выходит из проклятого леса, блеск его глаз был скрыт полями шляпы с широкими полями. Он наблюдал, как пара скрелингов подкрадывается все ближе. Характерное зловоние слуги было замаскировано растущим запахом гниющей плоти. Его иссохшее тело было обернуто серой тканью. В руках он держал топор Нэфа. Хотя в нем не было необходимости, топор, тем не менее, был хорошим оружием. Страшным оружием. Он использует топор, чтобы расчленить свою жертву, отрубить ей голову и вернуть ее хозяйке.

Все, что ему было нужно, — возможность.

ГРИМНИР ПРЕОДОЛЕЛ последние несколько ступенек до уровня руин. Здесь пахло, как на скотобойне, и, когда его единственный глаз окинул изумрудный полумрак, он понял почему. Здесь и была бойня. Жестом свободной руки он привлек к себе внимание Гифа. Старший каунар поравнялся с ним; он проследил за кивком Гримнира и тихо присвистнул. В центре руин был костер, а теперь лишь остывшая груда пепла; вокруг него были разбросаны тела и их части. Мухи жужжали над высохшими озерами черной крови. Ближайший труп лежал на боку, его грудная клетка была разворочена каким-то чудовищным ударом, скорее всего, булавой или молотом. Гримнир толкнул его на спину носком ботинка. Он поморщился, узнав гниющие и изъеденные червями черты.