За маминым плечом я увидела Лилию. Что-то внутри оборвалось и ухнуло в самые пятки. Живая, живая, живая! Не мираж пустыни, настоящая девушка. Оказывается, за год я почти забыла, насколько красива моя сестра.

Она стояла в длинном платье, с распущенными волосами; ветер волновал светлые пряди, но не путал. Спокойное выражение на лице, а вот в глазах… Знать бы, что там: Лилия отвернулась сразу после того, как наши взгляды встретились.

Папа что-то сказал сестре, и она направилась обратно к крыльцу.

Папина бородка кололась, когда он целовал мои щеки, и я невольно вспомнила о гладкой, холеной коже Фернвальда. И вместе с тем отметила, насколько отец похож на своего брата. Это проявлялось не столько во внешности, сколько в неуловимых на первый взгляд деталях, которые открываешь, лишь прожив с человеком некоторое время: осанка, ясный и прямой взгляд, манера зачесывать волосы, морщинки вокруг глаз.

Когда папа отошел, меня чуть не сбил с ног теплый вихрь по имени Вэйна. Сестренка с разбегу обхватила меня руками. Как она выросла! Теперь светлая макушка доставала мне до ключицы.

Когда Вэй отстранилась, я стала целовать ее маленькое лицо. Сестра жмурилась и смеялась, а затем вдруг покачала головой и погладила меня по влажной щеке.

Когда с приветствиями было покончено, мы направились ко входу; мама поддерживала меня под левую руку, на правой повисла Вэйна. Папа шел рядом с Диего, они тихо беседовали. В обеденном зале было тепло и пахло цветами, собранными в напольные вазы. Я сразу поняла, что букеты составляла Лилия: лишь у нее получалось так гармонично сочетать цвета.

Меня усадили рядом с мамой, по правую руку сел Диего. Я улыбнулась мужчине, отметив про себя, что он очень напряжен. Неужели папа сказал ему что-то неприятное?..

Уголки губ Диего дрогнули, будто он хотел улыбнуться в ответ. Я подвинула свой стул, прижалась бедром к его ноге, жестом попросила наклониться:

– Видишь ту картину… – прошептала я, указав на противоположную стену.

Я на ней вышла нехорошо: гадкий утенок на фоне красивых родителей, белокурых сестер и синеглазого брата. Я стала рассказывать о том, как стояла тогда перед художником в неудобном платье, на неустойчивых каблучках. Ткань кололась под мышками, хотелось есть, но нам, детям, строго-настрого запретили своевольничать. Приходилось ждать, пока художник завершит эскизы.

Я постаралась сделать рассказ смешным, и в какой-то момент почувствовала, что Диего немного расслабился.

Лилия села напротив. С минуту она переводила пристальный взгляд с меня на Диего, а затем опустила глаза и весь вечер смотрела в тарелку. Мама с папой расспрашивали о жизни в столице, о погоде и развлечениях. Это была обыкновенная светская беседа, и Диего, знающий все ее тонкости, держался уверенно. Я боялась неловких пауз, поэтому всеми силами старалась поддержать ничего, в сущности, не значивший разговор. Пересказывала городские легенды, делилась впечатлениями о театральной постановке, на которой мне удалось побывать по милости художника Джейли Джея.