– Вот и чудно, – он удовлетворенно кивнул, свернул лист и сунул его обратно во внутренний карман.

Я почувствовал себя неважно. Хотя обошлось без кровавой клятвы, все равно получалось, что я заключил договор с падшим ангелом – то есть, по сути, демоном. И кто знает, выполнит ли он свое обещание.

– Да не берите вы в голову, Маркус. – Старший следователь Каимов снова легко прочитал мои мысли. – Может, я и падший, но и вы не лучше – или вы думаете, то, что вы сделали, вот так раз – и забыли? Знали бы вы, скольких трудов Асфоделю стоило, хм… Выгородить вас. Назовем это так. Но не сомневайтесь, ничего не забыто, у нас никогда ничего не забывается. Однако смею вас успокоить: в данном случае я всего лишь посланник, глас общей совести, можно сказать. А вы должны собой гордиться – сделали благое дело. Если завершите его до конца и исполните обязательство до того, как умрете, – вообще цены вам не будет, несмотря на все ваши… проступки.

Я понял, на что он намекает – я могу снова подвергнуться нападению и, не ровен час, просто не успею исполнить то, что пообещал сделать.

– Что это за язык? – довольно неуклюже перевел я тему. Но мне и правда стало интересно.

– Этот-то? Знаете о ронго-ронго?

– Может быть… – Я напряг память, пытаясь отыскать в тоннах прочитанного нужный материал. – Кажется, это какие-то письмена, найденные на острове Пасхи?

– Верно; до сих пор вами, людьми, не расшифрованные. Полагают, что письмо на них рапануйское, а у рапануйцев, знаете ли, был занятный взгляд на мир. Верховным богом у них был Маке-маке, этакий птицечеловек.

Свиристели запрыгали по столу и залились стрекочущими песнями – не то смеялись, не то и впрямь пели, а может, просто кричали.

– Ну, так говорят. Сами рапануйцы многое утаивают, и правильно делают, – продолжал старший следователь Каимов. – Хотя если бы они что и сказали, кто бы им поверил? Вот если я скажу, Маркус, что птицечеловек был, и даже не один, вы мне поверите?

– Поверю, – сказал я, думая о тебе.

– Я в вас и не сомневался. Можете гордиться собой в двух отношениях – и хорошее дело сделали, и как Чтеца себя показали – почитали на языке Маке-маке. Мы любим этот язык: он гораздо ближе к небесам, чем к земле. – Старший следователь Каимов поднялся. – Ну, всего хорошего вам, Маркус. Бдите!

Я был морально готов к тому, что он обратится в птицечеловека и вылетит в окно, вытянув вперед птичью голову и размахивая руками-крыльями. Но он просто открыл дверь и вышел. С минуту я слышал его удаляющиеся шаги, эхом отдающиеся в пустом школьном коридоре. А вот три свиристеля, напоследок распушив перышки – я расценил это как просьбу не подкачать, – как раз вылетели в окно. Я тут же его закрыл. Затем проделал то же самое с дверью. Для верности еще и подпер ее свободной кушеткой.