– Ты думал, что она умерла? – Я кивнул, и она печально улыбнулась. – Вот, значит, как она считает, Антонина? Видишь ли, Маркус, когда случилось это… несчастье, ей было очень плохо. Не думаю, что она понимала, что творит. Да и все инстанции, которых дернуло влезть, признали это. Лилия поправилась, но когда на первых порах попытались поговорить об этом с Антониной, она не поняла, в чем дело, и вела себя так, будто у нее вообще никогда не было ребенка. Ну ее и оставили в покое, врачи порекомендовали. – Она неодобрительно поморщилась. – Все равно оставить Лилию с ней не разрешили. А почему ее мать потом с ней об этом не поговорила – вот уж не знаю… Может, посчитала, что Лилии будет лучше со мной.

– Вы тоже так думаете?

– Честно? Не знаю. Мы с Антониной не так уж много общались, а последние несколько лет я вообще ее не видела. Дочь пожелала, чтобы я к ней не приближалась. Боялась, видно, что надоумлю ее с птицами говорить, – усмехнулась она.

– Она сама надоумилась, – сообщил я с гордостью за тебя.

– Вот и хорошо. Именно это ее и спасло, я думаю, да и всех остальных… Впрочем, еще далеко не конец, посмотрим, что будет дальше.

На этой загадочной ноте Медсестра-Птицелов пожелала мне спокойной ночи и ушла, прихватив газету, чтобы она, видимо, не мозолила мне глаза. Вскоре я на несколько часов провалился в тяжелый сон – такой тяжелый, словно кто-то положил поверх одеяла каменную глыбу.

Мне приснился туман, чем-то похожий на тот, по которому когда-то бродили мы с тобой в мирах сновидений, но несравненно более мрачный. Я пошел наугад в надежде встретить тебя на каком-нибудь туманном перекрестке и вскоре выбрел на мрачную каменистую равнину, опущенную в безжизненный серый рассвет. По ней расхаживали огромные двуногие птицы, время от времени выгибающие свои длинные шеи и разражающиеся воплями. Вид у них был довольно жуткий – как и звуки, которые они издавали. Я хотел было ретироваться тем же путем, что и пришел сюда, но вдруг уловил краем глаза движение справа. Прямо на птиц быстро шествовала армия троеградцев, вооруженных длинными копьями. Я отступил, и последующую кровавую бойню, в которой троеградцы пронзали птиц копьями, а те в ответ вырывали у них из тел клочья мяса, наблюдал как бы со стороны. Это, впрочем, не помешало мне испытать не самые лучшие эмоции, тем более что во главе армии шел хорошо знакомый мне персонаж – тот, что ударил меня ножом.

Я проснулся и не сразу сообразил, что увидел. Смутное воспоминание билось где-то внутри головы. Насилу я вытащил из глубин памяти давний рассказ о Стране Моа, который узнал от Лилии.