– Дмитрий Александрович! – раздался голос сбоку.
Сыщик повернулся и, поскольку на прогулке обычно смотрел вниз, выбирая место для трости, то первым делом увидел ноги в ботиках – красивые и стройные, обтянутые шёлковыми чулками. Взгляд пошёл выше и выловил другие детали: короткое меховое пальто, нервно сжатые руки в чёрных перчатках, решительный подбородок и, наконец, пронзительные синие глаза под маленькой шляпкой. Мадемуазель Нечаева.
– Здравствуйте, Полина.
– Дмитрий Александрович! Вы должны мне помочь! Мне больше не к кому обратиться.
Вид у Полины был отчаянный.
– В чём дело? Что произошло?
– Володя! Его арестовали и обвинили! А он ни в чём не виноват.
– Откуда вам это известно? Вы знаете, что он невиновен? Почему?
– Потому что я… – Глаза у девушки вдруг налились слезами, и Митя понял, что она еле держит себя в руках. – Я… его люблю!
И Полина Нечаева, феминистка и нахалка, уткнулась Мите в плечо и совершенно по-бабски разрыдалась.
Митя в первое мгновение растерялся, а после осторожно приобнял барышню и дал ей время успокоиться. Плечи у Полины ещё несколько минут вздрагивали, потом она затихла и отстранилась. Сыщик протянул ей платок.
– Возьмите. Давайте присядем, и вы мне всё расскажете, хорошо?
Она кивнула, вытирая слёзы, и опустилась на скамейку.
– Итак, вы говорите, что Язвицкий невиновен…
– Да! У меня нет доказательств, но я просто знаю, чувствую.
Митя покачал головой:
– Вы же понимаете, что одних чувств недостаточно. Нужны веские доказательства. Например, алиби. Если бы, скажем, он был с вами последние двое суток…