– У кого-то еще есть желание оскорбить госпожу? – спросила Элайн.

Ответа не последовало. Зал замер, словно магия была применена к каждому из присутствующих.

– Вы! Вы! – Франческа вскочила с места, размахивая руками. Она бросилась к отцу, бормоча изысканные французские ругательства, которые звучали сущими комплиментами по сравнению с тем, что Сафире доводилось слышать от московских друзей Кирвила по куда менее серьезным поводам.

– Полагаю, можно приступать к демонстрации, – не дрогнув, сообщила принцесса.

Все это напоминало дешевую ярмарку с неизменными фокусами. Однажды она пробовала себя на поприще доморощенного чародея, вытаскивающего из шляпы кроликов. Ей не понравилось. То, что творилось сейчас, не нравилось вдвойне. Судя по застывшему лицу Элайн, подруга разделяла ее чувства. Бен, который еще недавно едва не давился смехом, наблюдая за реакцией своих коллег, вмиг стал серьезен и готов отразить любой удар, направленный на законных владык.

Элайн и Сафира встали рядом. Убедившись, что каждый экран в огромном зале крупным планом показывает их лица, принцесса сняла первый из своих щитов. Эл последовала ее примеру. Щит за щитом они избавлялись от всего, что сдерживало их силу. Ауры девушек пылали, словно костры, разожженные в заснеженной пустыне. От их сияния буквально резало глаза. Даже тот, кто совсем не владел мечом мысли, сейчас мог без особых усилий наблюдать за происходящим.

Когда-то Саффи и Эл уже устраивали демонстрацию сил. Тогда они очень открылись, заставив Бена поверить в невозможное – в возвращение тех, о ком он с детства слышал бесчисленные и ничем не подтвержденные легенды. Сегодня этого было мало. Нужно было раскрыться полностью. Стать самими собой, теми, кем они были когда-то давно. Сделать это оказалось не так просто. Барьеры, возводимые год за годом на протяжении миллионов лет, все больше срастались с аурами, ограничивая внешние проявления силы.

С падением каждого следующего щита лица присутствующих вытягивались все больше. Некоторым уже было откровенно нехорошо, другие пытались ущипнуть себя или соседа побольнее, чтобы удостовериться: это не сон.

Когда остался всего лишь один, самый последний щит, Сафира почувствовала себя голой. Она устала, собственная мощь выжигала ее изнутри. Хотелось облачиться обратно в кропотливо созданную личину и никогда больше не снимать ее. Но она знала, что такого облегчения больше не случится никогда. Как и простой жизни, когда она могла бродить по миру, делая то, к чему лежала душа. А еще отныне у нее не будет личной жизни и права на ошибку…