Язык слушался плохо, а кисти и вовсе болтались безжизненными колодами. Датчанин пообещал, что Эйрику предоставят еду и немедленно вынесут зловонную бадью. Впредь ее будут опорожнять каждое утро, и так преподобный сможет узнавать время. Со стражниками лучше не заговаривать – они могут решить, что он хочет их проклясть, и от испуга наделают глупостей.

«Да благословит вас Бог», – ответил пастор, хотя на самом деле ему вовсе не хотелось, чтобы Бог благословлял гостя. Он не желал благословения ни одному из своих тюремщиков, а вместо этого предпочел бы, чтобы они горели в аду. Будь у него при себе «Серая кожа», в королевской резиденции не осталось бы ни одного живого человека.

После того как вежливый юноша покинул яму, пришли слуги, унесли бадью и потом вернули пустой, а на деревянную скамью положили матрас, набитый соломой. Еще принесли немного жидкой каши, в которой попадались кусочки рыбы. Стоило им уйти, как Эйрик призвал силу в кончики пальцев и начертал руны на стене. Наконец-то свобода! Теперь ему ничто не помешает выбраться отсюда. Никогда прежде колдуну не приходилось заставлять стену расступиться – он о таком только читал. Не помешала бы «Серая кожа» под рукой, но придется обходиться тем, что есть.

Руны вспыхнули слабым кровавым светом и погасли. Он попытался призвать бродячий огонек и не получил даже искры. Все дело в онемевших конечностях, подумал он. Конечно, когда они оживут, он без труда вернет свое ведовство… Но хотя Эйрик исчертил символами все стены и пол, а потом даже задрал рукав и выскоблил банд-руны у себя на коже острым концом костяной ложки, все было без толку.

Окончательно выбившись из сил, он сел на земляной пол и обхватил голову руками. Преподобный Эйрик из Вохсоуса никогда в жизни не ощущал столь жуткой свистящей беспомощности. Этого просто не могло быть! Колдовство никогда не подводило его!

Впрочем, никогда прежде не подводила и молитва. А вот в эти дни сплоховало и то, и другое. Ночью Эйрик спал почти как привык – не просыпаясь, – но во сне снова и снова резал руны прямо на собственных руках, пока кровь не начинала литься рекой и капать на землю с пальцев.

С этого дня он завел себе распорядок: просыпался за несколько часов до того, как принесут еду, а пока слуги спускались и поднимались по веревочной лестнице, вставал в небольшой круг света, что лился из открытой двери наверху, и подставлял лицо солнцу. Преподобный видел кусок неба, и на целый день это небо оставалось самым радостным и живым его воспоминанием. Он старался не бросаться на еду, как дикарь, а сначала приседал и разминался, чтобы вернуть затекшим членам подвижность, читал молитву и разделял принесенную ему порцию на две. Одну съедал сразу, а вторую откладывал до вечера.