Светлый фон

— Вы проснулись, — произнёс он тихо, и от этого голоса мне стало холодно.

Я не ответила. Сил не было. Я чувствовала только тупую боль в голове, связанное тело и липкий ужас, который охватывал всё моё существо.

Карлик, склонив голову набок, снова оскалился, но, не осмелившись ослушаться, бросил на меня взгляд и юркнул за дверь.

Я осталась одна с этим человеком.

Он сделал шаг ближе, и пламя факела на стене осветило его лицо.

Я не могла оторвать взгляда от фигуры у двери. Тени дрожали от колебания огня, но теперь лицо было видно ясно. Гарольд Эштон. Его глаза — холодные, бездонные, будто в них никогда не отражалось ничего человеческого. Сердце болезненно ударилось в груди, и я едва сдержала дрожь.

Он медленно приближался, шаг за шагом, словно наслаждаясь моим беспомощным состоянием. Его тень накрыла меня, и я инстинктивно вжалась в подушки. Моё тело, скованное верёвками, протестующе дёрнулось, но это только усилило боль, когда узлы впились в кожу ещё глубже.

— Я вижу, вы уже пришли в себя, — тихо произнёс он, и голос его прозвучал так ровно, что это пугало сильнее, чем крик. — Хорошо. Значит, нам можно поговорить.

— Где я?.. — голос мой сорвался на шёпот. — Что вы собираетесь делать?

Уголок его губ дрогнул, но в этом не было улыбки. Только холодное удовлетворение. Он сел на край кровати, и я ощутила, как матрас поддался под его весом. Его рука почти коснулась моего лица, но в последний момент он убрал её.

— Помните, я говорил, что у нас будет время для беседы? Ведите себя тихо, — сказал он, и каждое его слово повисло в тишине, как камень. — Иначе я посажу вас в клетку. Уверяю вас, там вам не понравится.

Я вздрогнула. Клетка. Слово само по себе прозвучало как приговор.

— Зачем… зачем вы держите меня здесь? — я едва находила силы произносить слова. — Что вам нужно?

Он наклонился ближе, и я почувствовала его дыхание на щеке. Оно было ледяным, чужим, словно ветер из склепа.

— Всё зависит теперь только от вас, — ответил он медленно. — Если будете послушны — у вас будет еда, покой и даже определённая свобода. Если вздумаете сопротивляться… — он выдержал паузу, его глаза блеснули зловещим светом, — я покажу вам, что значит по-настоящему лишиться всего.

— Вы сумасшедший, — выдохнула я, чувствуя, как дрожу.

Его губы чуть тронула улыбка, жестокая, безрадостная.

— Может быть. Но именно от моего безумия теперь зависит ваша жизнь, миледи.

Я отвернулась, закрыла глаза, не желая больше видеть его лица. Но его присутствие ощущалось так остро, будто стены комнаты сжимались вокруг нас двоих. Верёвки, режущие кожу на запястьях, стали внезапно почти невыносимыми, но сильнее всего душил страх: я знала, он говорил правду. Всё действительно зависело теперь только от меня.