– И сидр, – добавил от себя дымящийся гость, рухнув на колени рядом с Аше. – Черт, что за паскуда эта жизнь? Все вы, люди, сволочи. Мудрюк этот – гнида. Неужели не могли уберечь её?

– Дон Кортэ, – королева осторожно выговорила имя, заглянула в неузнаваемо опухшее, обожженное лицо и невольно стала рассматривать многочисленные волдыри на плечах и руках, а заодно и сами руки, и внушительную фигуру. – Но… но разве нэрриха не требуется вода, морская вода, чтобы явиться в мир?

– Слушай… те, – обозлился Кортэ, с рычанием выдохнул злость и склонился над маари. Молча, с сомнением рассмотрел свою черную от сажи руку, пышущую жаром. Добавил чуть спокойнее. – И вы туда же. Как будто у меня был выбор! Или было время? Какого черта вы тут затеяли? Как… Ага, лей на голову и плечи. Ровнее лей, не брызгай, зубами не лязгай, вон – королева признает, что рядом нет моря. Даже источника нет, реки, озера или колодца. Что, нельзя выбрать нормальное место для боя? Мозги-то у кого подпеклись?

Кортэ подставил лицо под струю, дождался, пока иссякнет содержимое бурдюка, жестом отослал слуг и снова обернулся к маари. Некоторое время смотрел, как пар густо поднимается от его собственных рук. Наконец, сын тумана осторожно тронул волосы Аше кончиками пальцев. Провел по щеке, убеждаясь, что сам он остыл, и вреда от его рук – нет. Хмыкнул, почесал в затылке, обернулся к Лало.

– Орал ты славно, знак путеводный дал яркий. Молодец, я там заплутал, долго брел бы без указателя. Как теперь быть, знаешь?

Служитель покачал головой, бледнея не от боли – от огорчения. Кортэ хмыкнул, отмахнулся и наклонился над маари. Опять принялся драть толстыми короткими пальцами затылок, хотя и без того все волдыри лопнули и кожа выглядела ужасно. Это была даже не кожа – голое обожженное мясо в лохмотьях грязи и нагноений. От зрелища и запаха королеву мутило, но надежда на чудо помогала перетерпеть дурноту лучше, чем лекарства.

– Никто ни черта не вызнал заранее о главном, обычное дело. Так… Что помню я? Как она говорила? Четыре лепестка, древо жизни, слои стекла, Поу, бзынь… и прочая дребедень. Ага… главное было и есть – дыхание.

Кортэ склонился ниже, заглядывая в мертвые глаза жены, словно в них мог прочитаться ответ. Затем сын тумана резко и неловко повернул маари, подтянул ближе и обнял, зажимая рану на её спине. Забормотал едва слышно неизменную и, как подозревала королева, единственную известную ему наизусть молитву отдания почестей. Закончив святой текст, Кортэ упомянул имя Мастера, с чувством обозвал его бездельником и швалью. Посопел, сотворил знак замкового камня, потерся носом о волосы маари, шепнул «прости» – и безжалостно вмял кулак в живот Аше, склоняясь вплотную к её губам.