— Она у нас давно. Я уже не помню, почему ее здесь держат.

— Твое имя? Кто ты? — Припав к прутьям, допытывался Торе, уже зная ответ.

— Давид? — Охнула женщина, просунувшая к нему руки и обнявшая архиагента за шею.

От избытка чувств она потеряла сознание.

— Открывайте! — Прорычал архиагент, — быстро! Зовите генерального инквизитора!

Ввалившись в камеру, Торе привел ее в чувство.

— Где же ты был? — Сквозь слезы спросила она, стоящего перед ней на коленях клирика, и гладя его по лысой голове.

— Я… — Попытался начать он и не смог, поняв, как беспросветно ошибался все это время.

Лавина откровений, в миг обрушившая хлипкие барьеры оправданий, освободила осознание масштаба ничем не оправданных преступлений, совершенных ради иллюзии, и запоздалое раскаяние сдавили его горло. Ненависть к самому себе, столько легко и коварно обманутого, потрясла ошеломленного Торе, стремительно разматывающего клубок лжи и лицемерия. Он ухватил нить истины и, вытягивая ее на себя, увидел совершенно иную историю, где ему отводилась роль никчемной марионетки.

Этот миг стал переломным в его жизни. С нетерпением дождавшись Диего, архиагент всмотрелся в лицо тучного инквизитора.

— Эту узницу нужно освободить. Она не виновна. Это приказ Родригеса.

— Снимай оковы. Шевелись, — подтолкнул Диего нерасторопного капитана стражи. — Очень странно, амиго, он неоднократно говорил мне…

— Синьор, не стоит об этом, — мягко, но настойчиво влез в разговор Окинус.

Инквизитор нахмурился, поскольку не помнил возражений со стороны ранее молчаливого подчиненного и повернулся к нему, ожидая объяснений.

— Это может навредить как ему, так и вам.

Торе удержался от резкого высказывания, и только его глаза полыхнули праведным гневом.

— Я бы так же не советовал отпускать узницу, — добавил невозмутимый секретарь.

— В чем проблема, Гордиан? — Развел руками Диего.

— У него нет доказательств невиновности этой женщины.

— А ведь ты прав. Действительно, мой друг, почему мне надо тебе верить? — Обратился инквизитор к Торе.