Еще, что ли, помариновать?

Хотелось бы, но время поджимает, мне еще второго ублюдка ловить.

— Ты понимаешь, что наделала, Инесса? — склонил я голову набок. — Они же дети, пусть и не такие, как ты. Кстати, последний мальчишка еще жив, хоть и в сознание пока не пришел. Ради чего ты стала убийцей?

— Я никого не убивала, — пробормотала девушка.

— Да что ты? — почти натурально удивился я. — А что ты делала, по-твоему?

— Я ведь именно из-за тебя оказался в вашем отделе. Когда самоубийства только начались, мы ничего не заподозрили. Такое бывает. Иные мало чем отличаются от людей, случается, им тоже не хочется жить. Особенно подросткам. Но когда за неполных два месяца в одном районе кончают с жизнью сразу четверо… Это наводит на мысли. Мы полезли в социальные сети, проверяли страницы, потом друзей, школы… И ничего: никаких безумных постов, никаких диких групп, и с кругом общения все в порядке. Родители, знакомые, учителя — все спокойно, никто не замечал никаких признаков. Эти дети были пусть и трудными, но убивать себя не хотели. За них захотела ты.

— Это не правда…

— Правда. А потом мы нашли ниточку… Ты была первой, кого я проверил. Тщательно проверил. Трудные подростки… Трудные иные подростки… Они все побывали в отделе, побывали у тебя, ты же психолог — это твоя работа. Такой очевидный след, так все просто… Но ты оказалась чиста: никаких подозрительных встреч, звонков — ничего. А количество суицидов все росло, и все в одном округе. И ты со всеми разговаривала. С каждым.

— Я ничего такого…

— Не говорила, — подтвердил я, снова перебивая тварь. — Я просмотрел записи сеансов. Все по правилам… На первый взгляд, конечно. И я начал проверять всех подряд, копать, наблюдать. Все ваши периодически работают с подростками: людей не хватает. И я продолжал искать, а потом объявился этот маньяк, и пришлось разрываться. Я бы вышел на тебя раньше, но ублюдок меня знатно отвлекал.

— Я не убивала их! — шарахнула она кулаками по столу.

— Убивала. Ты помогала своему покровителю. Сливала ему детей, давала к ним доступ. У меня ушло непростительно много времени, чтобы понять, как именно ты это делаешь. Но я все-таки нашел. Знаешь, что тебя выдало?

Она наконец-то подняла голову, полный отчаянья и злости взгляд и ни намека на раскаянье. Соколова не считала себя виноватой. И это, пожалуй, бесило больше всего. Вымораживало. Гад шипел внутри, почти захлебываясь собственной слюной, ему так хотелось сожрать тупую бабу, довести ее до точки невозврата, толкнуть за край. Господи, как сложно было сдерживаться, как тяжело, как невероятно велико было искушение.