— Такое было у меня намерение.

— А знаешь, что такое счастье по Аристотелю? Поступать согласно с природой, свойственной человеку. Завидую людям, столь хорошо знающим свою природу. Надеюсь, что ты будешь счастлив.

— Сделаю все ради этого, эстлос.

— Ну ступай уже, ступай. Письма после десятого, не забудь. Дам тебе шлюпку до «Бруты». Поприветствуй их всех от меня. Прощай.

Ρ Правила казни

Ρ

Правила казни

Первая линия бегемотов сломалась под огнем пиросидер с внешних шанцев. Над Хлебными Ямами развевался штандарт Ашавиллы, столетнего ареса азиатских степей, — бухающие оттуда залпы картечи вспарывали тела бегемотов, кроша им кости и пронзая черные сердца. У всех — кроме Аурелии — глаза обильно слезились от пиросного дыма, несомого вдоль подступов к Коленице; серые клубы заслоняли стены города.

На коленицком минарете засел было нимрод с дальнобойным кераунетом, и, пока «Ломитуча» не обрушила мечеть, московский охотник успел подстрелить оттуда с десяток вистульцев, в том числе трех бегемотных наездников. Один же из морфозоонов вырвался тогда из-под контроля и сбежал от огня на север, за реку. От местных простецов позже доходили вести о рыскающем по краю чудище, в пекле рожденном, — оно рушило села и вытаптывало леса. Аурелия попросила стратегоса позволить ей присоединиться к отряду, посланному, чтобы утихомирить или убить зверя. Иероним Бербелек отказал. Она громогласно пообещала, что, мол, он все равно не сумеет удержать ее от участия в битве. Он пожал плечами, даже не оторвавшись от гердонского оптикума. Ашавилла как раз покинул окопы за пепелищами Хлебных Ям и двинулся обратно к Коленице, пробиваясь вместе с оставшимися в живых двадцатью своими людьми вверх по склону, ко рву; потрепанное жерлоновым градом гвоздей и камней знамя ареса — тряпка, окрашенная в косые темно-зеленые полосы, — трепетала на утреннем ветру, то исчезая, то вновь появляясь над пылью битвы и средь пиросного дыма.

Иероним Бербелек вскинул над головой правую руку.

— Сейчас! Вперед!

Сыграли двойную вскидку. Аурелия заткнула уши, от высокого звука трубы чуть перепонки не лопались: трубач стоял здесь же, на склоне холма, где для стратегоса поставили тяжелый оптикум. Аурелия и невооруженным глазом видела отсюда почти все подступы — то есть часть их, не скрытую массивом города. Видела продвижения отрядов — будто перестановку фигур на тактической карте, линии отсечных окопов и оборонительных шанцев — словно симметричный орнамент на зеленом барельефе (весна традиционно затопила Вистулию сочной зеленью, даже здесь, на землях, изъятых из антоса Святовида). Третий день взирая отсюда на битву, глядя с точки зрения стратегоса, Аурелия и сама ощущала себя немного стратегосом. Вот хотя бы теперь: она знала, откуда и куда ударит по сигналу трубы мазовийская кавалерия, прежде чем полусотня всадников вообще вылетела под солнце из теней западного леска.