— Спокойно, спокойно! — повысил голос стратегос. — А то выгоню всех! Мы не победили, но пока и не проиграли. Ночью пойду на приступ, подтянем бегемотами пиросидеры и войдем вглубь города. Если только у Крипера не найдется пара-другая чудес. Когда рапорт Бартоша?

— Я пойду с тобой, кириос, — отозвалась Аурелия. — Если хочешь возглавить атаку лично… пойду с тобой.

— Не знаю, хорошая ли это мысль, чтобы так рисковать, эстлос, — сказал Олаф, осторожно поставив на колено чашку с чи.

— Приступ в плотной морфе стратегоса — в этом пока есть шанс, — сказал Бербелек. — Без дополнительных сил… не вижу другой надежды на быстрый перелом.

Аурелия качала головой. Дым сдерживаемой злости начинал разъедать ей горло.

— Весь Византийский Хоррор приплывет сюда не позже, чем через две недели, первая сотня может появиться в любую минуту. Не понимаю, кириос. Это глупо. Чернокнижник не сбежит, адинатосы не сбегут. Погоди.

— Если не займем город в ближайшие три дня, придется отступить, — сказал стратегос Бербелек, отставив пустую чашку и сунув руку во внутренний карман кируфы за махронкой. — Почитай военные учебники, что они говорят об осадах. Соотношение сил должно составлять как минимум три к одному в пользу осаждающих, а на самом деле и все десять к одному. А что у нас? Один к двум, один к трем. Восемь хороших пиросидер, дюжина бегемотов, чуть больше сотни кавалерии и полтысячи регулярной пехоты; еще полтысячи — второпях набранные новобранцы, только и могущие, что валяться в окопах, постреливать из кераунетов, жрать провиант и провоцировать драки. А Крипер Чужебрат сидит в Коленице с полуторатысячным гарнизоном Третьего Куса; сидит без малого семь лет, прекрасно укрепился, был готов, линия фронта ведь проходит в нескольких десятках стадиев к западу. Большой успех уже то, что мне вообще удалось взять его в осаду. И что такое это мое нападение? Безумие. Самоубийство. Крайний риск. Может, будь у меня там, внутри, предатель, эффект неожиданности, открытые ворота… Но чтобы вот так? А ему довольно просто ждать подкрепления.

— Тогда зачем?..

— Потому что я должен одержать эту победу. Знаешь, что напишут все газеты Европы, когда Иероним Бербелек отобьет у Чернокнижника Коленицу?

— Значит, все сражение — ради заголовков в газетах?..

— Ради того, отражением чего они являются.

— Тебе нужно было дождаться Хоррора, кириос, — повторила Аурелия.

— Нет. Он уже знает, что я иду на него. Нынче, несмотря ни на что, я еще мог перейти фронт и окружить Коленицу; а чуть позже придется сперва выигрывать полноценную войну, чтобы вообще подступить к стенам города. Для всего есть подходящие минута и миг, и нынче открылось именно такое время — нынче я могу выстроить Форму победы, которая после понесет меня уже сама по себе, подобно эфирному эпициклу. Годом раньше или позже — и было бы рано или поздно, я бился бы головой об стену.